Он обременял мое невежество специфическими словами и техническими терминами; одни за другими, он детализировал ратные доспехи, рассказывал мне о роли налокотников и фокров, иногда приводя имена капитанов, надевавших эти формы и оживлявших эту косность.
Некоторые из этих имен принадлежали прославленным воинам.
— Бонниве, Байяр… — объявлял герцог. — Коннетабль де Бурбон… Все эти доспехи датированы правлением Франциска I. А вот, — добавил он с гордостью, — и сам король!
— Какой бравый молодец! — воскликнул я.
Королем оказался всадник, располагавшийся в глубине зала. Сидя верхом на расписанной статуе першерона, закованного в кольчужные латы, он был в итальянских доспехах, черных с вытравленными золотыми узорами: настоящий богатырь, очень прямо державшийся в седле и, казалось, безмолвно смеявшийся через единственную прорезь в украшенном геральдическими лилиями шлеме.
— Это доспехи, в которых он сражался в битве при Павии, — заявил г-н де Кастьевр.
Затем он повернулся и, обведя широким жестом чудесный зал, в котором ничто не напоминало современные эпохи, сказал:
— И вы еще хотите, чтобы я терпел здесь этих англоманов в их одеждах для гольфа или для тенниса!.. Чтобы я давал здесь файв-о-клоки и светские рауты!.. Чтобы снобы с прилизанными волосами являлись сюда танцевать бостон или танго с красавицами-мадамами, одевающимися на улице Мира?
Тут-то внезапно осенившая меня мысль и принесла решение, которое я безустанно искал в сумерках моего разума:
— Так в чем же проблема, мой дорогой герцог? Заселите Сирвуаз — хотя бы на один вечер — людьми из далекого прошлого! Организуйте костюмированный бал, и пусть все гости оденутся по моде того времени, которое вы им укажете!
— А что — неплохая идея!..
Я же размышлял так: «Пусть это и всего лишь празднество, одно-единственное. Но могу поспорить, что приготовления к этому празднеству займут моего любителя старины на добрых три недели!»
— Замечательная идея! — повторял герцог. — Нужно рассказать о ней жене, сейчас же!
Естественно, обеих сестер столь интересное предложение привело в полный восторг, а когда из Тура к ужину приехал г-н де Рокруа, я подумал, что он заключит меня в объятия — так велико было ликование этого молодого весельчака.
— Вот вам-то, Морис, мы и поручим вести этот бал, — сказал ему г-н де Кастьевр. — На манер наших предков. Запомните: только старые танцы! Паваны, паспье, чаконы, сарабанды. Все должны их разучить, иначе будут подпирать стену. Могу я в этом на вас рассчитывать?
— Разумеется!
— Остальное я беру на себя, — добавил герцог с компетентным и довольным видом, который он несколько утрировал, исключительно для того, чтобы нас позабавить.
Г-жа де Кастьевр так обрадовалась случившейся в муже перемене, что даже сделала вид, что смеется до слез, тогда как и вправду плакала.
Мой расчет оправдался: на следующие три недели Сирвуаз сделался центром светского волнения, распространявшегося на двадцать льё кругом.
Мои хозяева совершили множество вылазок в Париж, где посещали не только костюмеров и портних, но и библиотеки с обсерваториями. Шкафы и столики замка покрылись дорогими эстампами и книжками. Г-н де Кастьевр развернул лихорадочную активность, предвидя и организуя все, от оркестра, который непременно должен был быть архаичным, до факелов, которые, по его мнению, должны были освещать Зал Стражи. То и дело кто-то говорил: «Я еду в Тур». Один автомобиль отъезжал, другой, забитый свертками, возвращался. В прочих прибывали соседи, желающие осведомиться о предстоящем бале или же разучить какой-нибудь старомодный бранль.
Так, мало-помалу, организовывалась инспирированная мною роскошная реконструкция. Я был этим горд, смущен и — следует ли в этом признаться? — даже раздосадован, так как мне тоже, как и всем остальным, предстояло облачиться в какой-нибудь костюм, а я этого совсем не люблю. Я попросил герцога выбрать для меня что-нибудь попроще и потемнее, нечто такое, что бы одобрили мои собратья из XVI века.
Вероятно, я был единственным, кто пренебрегал маскарадным нарядом. Каждый обдумывал свой в глубочайшей тайне. Никто не желал выдать секрет своего будущего персонажа, что только возбуждало всеобщее любопытство.
Так уж случилось, что заранее мы знали лишь то, в кого перевоплотится г-н де Рокруа: благодаря высокому росту, широким плечам и стройности, вкупе с его функциями распорядителя бала, он был единодушно определен на роль Франциска I. Ему было заявлено, что фальшивая борода и плотно облегающее трико сделают из него великолепного монарха. Он согласился без лишних церемоний, хотя лицо его выражало какую-то необъяснимую задумчивость, быть может, даже фатализм, когда он принимал из рук невесты гравюру, сделанную на основе портрета короля работы Тициана, на которой был изображен мужчина с насмешливым профилем, в окаймленной лебяжьим пухом круглой фетровой шляпе и благородных шелковых и меховых одеждах.