Санёк двигался, держась рукой за стенку, словно это могло спасти. Словно, выйди он на середину коридора, тут-то все страшное и произойдет: взбесится ковровая дорожка, сквозь стену пройдет призрак, с потолка тяжелой каплей свалится на голову местный черт. А так, вдоль стеночки… вполне себе безопасно, надежненько.
В груди булькало отчаяние. Оно мешало дышать. Оно щипало глаза непрошеными слезами. Все виноваты! Все! Все идиоты и дураки!
Дернул ручку двери своего номера. Заперто. Вадя либо еще не дошел до номера, либо умотал ужинать.
Хорошо… Очень хорошо…
Бормоча бессмысленное: «Хорошо», Санёк сунул карточку в щель. Еле слышно щелкнул замок. Из номера пахнуло стылым воздухом от кондиционера. Сейчас он был выключен. Надо вставить карточку в щель над кнопками выключателей, чтобы заработало электричество, появился свет, забурчал кондиционер.
Вадя заходил. В чемодане его все перевернуто, на полу валяются футболки. От этого по комнате стало невозможно пройти. Одна брошенная рубашка занимала отпущенное на двух человек свободное пространство.
Вот принесла их нелегкая в Японию! Зачем они вообще выиграли этого конкурс? Заняли бы второе место и остались бы дома. Нет, Алиса три шкуры драла, чтобы они отличились и заполучили путевку. Как будто им в этой Японии медом намазано. Старик еще этот…
Вспомнив про старика, Санёк побежал в ванную.
Он был уверен, что увидит в зеркале самого себя. Невысокого, крепкого, с вихрастой русой головой, круглолицего и улыбчивого. Передний зуб сколот.
Переднего зуба не было вообще. Бледные бесцветные губы не получалось растянуть в улыбку – мешала обвисшая губа. Сухая кожа лица. Нижние веки покраснели и вытянулись, обнажая болезненно-красную внутреннюю сторону века. Желтоватый с красными прожилками белок глаза. Черные угольки радужки.
Это был он, но только вдруг постаревший, сгорбившийся, уродливый.
Санёк закрыл глаза. Загадал: откроет, все вернется на место. Надо лишь досчитать до десяти.
Раз, два, три, четыре…
В комнате что-то загудело. Санёк испуганно оглянулся.
Пять, шесть, семь…
И снова глянул на себя.
– Восемь, девять, десять…
Последние цифры он проговорил вслух, глядя в морщинистое лицо.
Нет! Есть другой верный способ! Надо лечь в кровать. Ведь это все сон. Страшный, невозможный сон. И чтобы не задержаться в этом кошмаре, надо просто уснуть, чтобы потом просто проснуться. Покрепче зажмуриться и начать считать.
Раз, два, три, четыре…
Щелкнула, открываясь, дверь, прошуршали шаги.
Пять, шесть, семь…
– Санёк, ну, ты чего? – из коридора спросил Вадя. – Мы тебя там ждем, а ты тут разлегся.
– Не ждите! – в согнутый локоть буркнул Санёк.
– А как же ужин?
В голову полезли чужие мысли о рисе и чае.
– Я не хочу, – глухо отозвался Санёк, зарываясь в подушку.
– Санёк, ты чего? Обиделся? Из-за часов, что ли?
– Пошел ты со своими часами!
Так и тянуло повернуться и врезать тупому Ваде по башке.
Санёк сильнее натянул на голову одеяло.
– Ну и пойду! Больно ты нужен, – обиделся Вадя.
Дверь шарахнула, и наступила тишина, словно Слепцов вышел не из гостиничного номера, а шагнул в другое измерение. Это там – шум, крики, жизнь. Здесь – тишина и покой. Никто не ходит, никто не дышит, никто не живет.
Санёк резко сел в кровати. Сбежать бы туда, в коридор. Присоединиться бы к жизни.
Он сделал эти несколько шагов до двери, постоял, поглаживая ладонью холодный пластик обшивки. Какое-то время тупо смотрел на не свою руку. Тонкое запястье, узкая кисть, маленькие пальцы. Захотелось натянуть рукав на локти, чтобы спрятать все это. Но у футболки рукав слишком короткий, чтобы он мог вообще хоть что-то прикрыть.
Нет, надо поспать. Закрыть глаза, провалиться в преисподнюю добрых снов и злых кошмаров и вернуться победителем.
Сначала в нос ударил сильный неприятный запах кислятины. Это было похоже на испортившееся молоко, на лежалые носки, на заплесневелый хлеб. И уже потом он услышал негромкое недовольное бормотание.
На его кровати сидел… Сразу и не разберешь. То ли дед, то ли бабка. Сгорбленная спина, тело прикрыто чем-то балахонистым. Голова трясется. Около ног пристроился козел. Или коза. Борода. Быстрые черные глаза, жернова постоянно работающих челюстей. Желтенькие рожки.
– Божественный век длился до вступления на престол императора Дзимму. Было это еще до нашей эры. До правления императора Суйко длился Древний период истории Японии. С пятьсот девяносто второго года – период политических реформ, от императрицы Суйко до императора Иоомэй Хэйд-зео-кео.