— Стой! – громко сказал пегас. — Смерть – это слишком серьёзно, а ты и тут всё сводишь к еде.
— Вареники? – зачем-то спросил я, но пегас вопрос проигнорировал.
— Да, я знаю – после слияния с душой Селестии ты хотел меня сожрать, - от слов пернатого мне стало стыдно. — Пустить на шашлык, а может, и борщ из меня сварить.
— Тебе это Гармония сказала? – спросил я.
— Она ведь элемент честности, - пояснил Отем, или…
— Нет. Она не соврала. Я действительно про тебя так думал.
— Не осуждаю, - с грустью сказал пегас. — За свою короткую жизнь я сделал очень много ужасных вещей. Я всегда понимал, что убивать безоружных нехорошо и что это из-за меня Каламити пошёл по пути предательства, но сейчас, вспоминая всё прошедшее… Если бы у меня была возможность прожить жизнь заново, я бы не стал поступать иначе. Был бы более настойчив, выступая против переговоров с Богиней, лучше бы продумал операцию Выжигание, провёл бы чистку в рядах Анклава и не поддался бы на обман Литлпип, но никаких смен приоритетов, точек зрения, мировоззрения.
— Всё понимаю, - ответил я грустным голосом, — и тоже не осуждаю. Я понимаю, почему ты делал то, что делал. Мне понятны твои принципы. Пусть и не со всеми из них согласен, но, зная, что сделала Литлпип и остальные герои - не могу осуждать. Наоборот – я тебе безмерно благодарен, но всё же прошу понять правильно – в сравнении с остальными в моральном плане убить тебя будет проще всего. Угрызения совести будут терзать не так сильно, как после остальных.
— Значит, всё же будут, - помимо грусти в голосе пегаса послышались нотки удивления, — даже не знаю, считать ли это комплиментом.
— В общем, ты решил быть следующим или пропустишь старшего? – спросил я у пегаса.
— Буду, - неуверенно сказал пернатый. — Обязательно буду.
— Способ?
— У тебя из кармана пистолет торчит, - пернатый указал на виднеющуюся из кармана рукоятку "Кольта", — и мне отнюдь не хочется, чтобы ты лапал меня своими… руками. Так что, будь любезен, просто пристрели, - тут на мгновение уши ржаво коричневого копытного встали торчком, а зрачки резко расширились. — Но не в голову!
— Пуля очень многое меняет в голове, - неожиданно, посмеиваясь, сказал Сулик, — даже если попадает в зад.
— Ничего смешного, - ответил я, вспоминая, как однажды Сулик, пытаясь пристрелить Трикси, рикошетом попал мне в южное место. Вообще-то это был далеко не первый случай, когда мой зад пулю словил. Как я тогда заметил – даже Семенченко везло больше.
— Не надо мне в зад стрелять, - с дрожью в голосе сказал Отем, но далее, скрывая страх, добавил с наигранной твёрдостью в голосе. — Я всё ещё офицер!
— Понял, - ответил я, взяв пистолет, — как говорится – у офицеров сердце под прицелом.
Далее пернатый зажмурился, ожидая свою участь, а я, присев на колено, начал вспоминать, где у копытных расположено сердце. Присел, потому что пони ростом не отличались, а, как давно убедился, их нижняя часть наиболее уязвима. Стрелять с высоты своего роста удобней всего было бы в голову, но ведь меня попросили так не делать, так что пришлось импровизировать. В общем, импровизация была незатейлива, так что, определив, где у пернатого стучит его насос, навёл туда ствол пистолета и, в очередной раз попросив прощения, нажал на курок.
Увы, но в случае с пегасом мне не удалось убить его быстро. Получив пулю в грудной отдел, он, издав дикий крик завалился на траву и примерно десяток секунд кричал от боли. Мне даже захотелось нарушить обещание и пустив пернатому пулю в голову избавить того от страданий, но обещание есть обещание. К счастью для всех, ранение, что я нанес, было смертельным, так что страдал пернатый недолго. Спустя секунды он затих с выражением боли на морде. Мне оставалось лишь, убрав пистолет, закрыть его большие глаза, а после полюбоваться как ржаво коричневая тушка превращается в облачко фиолетовой ауры, которая вскоре развеялась.
— Его смерть не была напрасной, - с необычным воодушевлением сказала Гармония, — и поверьте – умирая, он думал о вас и был счастлив.
— Нисколько не легче, - прокомментировал Сулик.
— Тебя в голову? – спросил я.
— Нет, - ответил полосатый, — не из огнестрела. Зебры презирают дальнобойное оружие, так что прошу меня убить не горячим свинцом, а холодной сталью.
После слов очень старого копытного прямо передо мной в воздухе материализовался армейский нож, взяв который и осторожно проведя по его лезвию пальцем, понял, насколько он острый; был ведь осторожен, но всё равно порезался.