Томми действительно был зол. И даже скорее в большей степени на себя, чем на Адама, с которым нянчился в последнее время как с малым ребенком. Ему казалось, что он упускал что-то очень важное. Что-то ему не давало покоя, и он весь вечер прокручивал в голове последние дни, пытаясь нащупать то, что так тревожило и заставляло нервничать. Томми Джо опять страдал бессонницей, забываясь тревожным поверхностным сном только под утро. И сейчас он чувствовал невероятную усталость и единственную потребность организма — выспаться. Адам очень кстати напомнил ему про снотворное. Действительно, чего он мучается? Нет, Томми мог бы и не прибегать к лекарственным препаратам — он знал, с кем рядом сможет уснуть безмятежным сном, но этого человека одолевали призраки прошлого, а у Томми уже не было ни малейшего желания бороться с ними. В конце концов это не его призраки, и он сделал все что мог… Все ли? От вибрации зазвонившего телефона Томми от неожиданности подпрыгнул на месте. Кому он мог понадобиться в ночи? Ну, конечно, Адам. Кто же еще?
— Ты пришел в себя и спустился с небес, наконец? Ты чего молчишь? Что-то случилось?
— Просто хотел услышать твой голос… и сказать, что о таком друге как ты можно было только мечтать. Прости, что раньше тебе этого не говорил.
— Оу! Ну, вот ты сказал, а я услышал… Что-то еще?
— Пожелай мне спокойной ночи, Томми…
— Спокойной ночи, Адам.
От разговора осталось ощущение какой-то недосказанности, которое опять зародило тревожность в его душе. Томми теперь был абсолютно уверен, что без снотворного ему сегодня не обойтись. Осталось только вспомнить, куда он засунул этот пластиковый пузырек желтого цвета… И Томми Джо вспомнил — он оставил его на зеркальной полке в ванной у Адама дома, когда на некоторое время переезжал к нему.
I’ve tried to hide it, I feel it in my bones
I’ve tried to fight it, yeah, and it’s so hard to fight alone
But you’re the net to catch my breath when I can’t see the truth
«Parachute» — Kris Allen
Рэтлифф гнал машину по ночным улицам Лос-Анджелеса, не обращая внимания на красный свет светофоров и возмущенные сигналы редких водителей. Ему сейчас на все плевать — у него каждая секунда на счету… Черт! Как можно было быть таким слепым, чтобы не увидеть очевидного? «Я хочу уснуть, Томми…» «Только во сне я могу быть с Крисом…» Как он мог не увидеть таких очевидных вещей? «Пожелай мне спокойной ночи, Томми…» «…Хотел услышать твой голос…» «…О таком друге как ты можно было только мечтать…» Это было похоже на прощание… Нет, только не это! Так не должно быть. Неужели он нашел таблетки? Черт! Адам слишком любит жизнь и не сделал бы этого… Пока не сделал. Томми бы почувствовал. Он уверен, что если бы с Адамом случилось бы непоправимое, то и его сердце остановилось бы в ту же минуту. Черт! Черт!!! Томми саданул кулаком по рулю, и машину повело в сторону… Фак! Нужно взять себя в руки: разбиться — в его планы пока не входило. Когда Томми Джо подъехал к дому, он думал, что ему удалось справиться с волнением и немного успокоиться, но уже в лифте, нажав трясущейся рукой кнопку и увидев себя в зеркале, по безумному блеску глаз понял, что медленно сходит с ума от страха. Медленно, потому что время затормозило свой бег, словно пытаясь его подготовить к чему-то: ему кажется, что и лифт не торопится подняться на нужный этаж, и он сам слишком медленно идет к нужной двери, а ключ не спешит поворачиваться в замочной скважине…
В квартире полумрак и тишина. Гнетущая и зловещая. Томми заходит в спальню и первое, что бросается в глаза — это знакомый пузырек ядовитого желтого цвета на кровати. Пустой. По спине пробегает озноб. Холодно. Из открытой балконной двери тянет осенней прохладой, странной для Лос-Анджелеса в начале октября. Сквозняк бесшумно колышет легкую занавеску, а у Томми Джо ощущение, что он попал в фильм ужасов. Ему нужно сделать только один шаг за занавеску, чтобы выйти на балкон — он уверен, что Адам там. Но Томми не знает, что его ждет и ему безумно страшно…
Адам стоит в нескольких шагах от него, близко к перилам, даже слишком близко, освещаемый только луной. Но Томми и при таком освещении удается рассмотреть в одной руке пригоршню таблеток, а в другой — стакан, и, судя по цвету, это точно не вода… Томми знает, что это убийственное сочетание — он слишком хорошо знаком со снотворными препаратами. Ему хочется закричать, выбить эту гадость из рук Адама, но он застывает как парализованный и практически не дышит.
— Я не поговорил с ним, Томми… Я просто уехал. Решил, что так будет лучше… Правильнее…
— Для кого лучше, Адам? Когда поступаешь правильно, то не мучаешься сомнениями и не держишь в руке пригоршню снотворного, — Томми чувствует облегчение, от того что слышит родной голос.
— Я думал, что смогу, но ничего не вышло… Я ему даже ничего не объяснил… Не мог. А Крис ведь пытался тогда со мной объясниться. Получается, что я обошелся с ним намного хуже… — Адам говорит какими-то обрывками фраз, но Томми его понимает. — Я не могу с ним говорить, не могу видеть, не могу… И меня убивает это. Медленно. Мучительно. Чертовски больно. Я устал от постоянной боли и одиночества… Я ведь одинок, Томми. Странно, да? Друзей несметное количество, а ты безумно одинок… на столько, что и жить не хочется…
— Послушай, в твоей жизни обязательно появится человек, с которым ты не будешь одинок, и который будет любить тебя всем сердцем, — Томми осторожно приближается к Адаму и встает за его спиной.
— Да, кому я нужен со своей истерзанной душой, зияющей раной в сердце, одолеваемый призраками прошлого, которые всегда будут жить в моей памяти?
— Мне. Мне нужен, Адам, — Томми утыкается лбом в спину Адаму и выдыхает свое признание.
От неожиданности Адам вздрагивает так, что роняет стакан и рассыпает таблетки. Томми Джо снова кажется, что время остановилось: стакан медленно падает на кафельный пол балкона, при столкновении подпрыгивает, выплескивая жидкость на светлый кафель и, жалобно звякнув, рассыпается на сотни мельчайших осколков, перемешиваясь с весело-скачущими и раскатывающимися в разные стороны белыми кружочками таблеток, словно они рады тому, что оказались на свободе… Он бы мог бесконечно смотреть на эту завораживающую картину.
Адам медленно разворачивается и удивленно смотрит своими пленяюще-синими, а при таком освещении кажущимися черными, глазами:
— Томми?..
И Томми Джо отрывает свой взгляд от сверкающих в лунном свете осколков и сосредотачивается на темном взгляде:
— Мне все равно, кто живет в твоем сердце, Адам. Главное, что в моем сердце живешь ты. И мне плевать на твоих призраков, даже если от них никуда не деться, я как-нибудь уживусь с ними, договорюсь, буду спасать тебя от них, научу и тебя жить с ними. Жить, понимаешь? Когда-то я тоже был сломлен, подавлен, и мне тоже не хотелось жить… Не знаю, что меня тогда удержало, но только через пару месяцев я пришел к тебе на прослушивание… А еще через пару месяцев понял, что ты именно тот человек, ради которого и стоило жить. Ты и есть моя жизнь. Если не станет тебя, исчезну и я… Понимаешь?
— Томми… Я думал… Мне казалось… Но почему только сейчас?
— Испугался. Мне стало страшно, что могу потерять тебя. Пообещай мне, что будешь жить… Хотя бы ради меня.
— Обещаю, Томми. Ради тебя в огонь, в воду и медные трубы.
— Не надо героизма, — Томми Джо качает головой и чуть улыбается. — Просто живи. Мне этого будет достаточно.
Они еще долго стояли на темном балконе, освещаемом луной. Адам прижимал его к себе и, уткнувшись носом в его макушку, что-то нашептывал и иногда целовал. Томми, прижимаясь к теплой груди Адама, слушал, как в его груди бьется сердце и думал о том, что им суждено было повстречаться, чтобы спасти друг друга, что они половинки одного целого, и какие бы призраки их не одолевали, они всегда будут вместе. И наверное, именно Крис помог им понять, как много они значат друг для друга. Так должно было случиться…