И Крис ушел, не сказав ни «прости», ни «прощай», оставив Адама в замешательстве от своего признания. Он не знает, сколько бы так еще просидел, глядя на остывший кофе, если бы не телефонный звонок.
— Милый, ну что, он согласился остаться? — это был Брэд Белл.
— Нет, Брэд, он ушел… Он не остался, потому что я попросил его уйти, — Адаму хотелось разрыдаться. — Он ушел бы все равно, даже если бы я умолял его остаться… Кэти беременна.
— Мне так жаль, Адам… — Чикс вздохнул, собираясь сказать Адаму, что он знал об этом.
— Чикси, ты об этом хотел мне сказать, когда звонил?
— Прости, Адам, ты был таким счастливым, что я не смог…
— Неважно, Брэд, теперь уже все неважно…
— Мне приехать?
— Не нужно…
Адаму не хотелось никого видеть. Почти никого… Он набрал номер нужного ему абонента и, когда тот взял трубку, выдохнул:
— Привет, Китти! Как ты? Тебе лучше?
— Немного получше, Бейбибой. Как сам? Как прошел вечер? — голос Томми был немного охрипшим.
— Я могу к тебе приехать?
— Ты же знаешь, что тебе даже не нужно спрашивать у меня об этом. Но я болею, лежу с температурой, с больным горлом, пью всякую гадость… Думаю, что могу тебя заразить. Адам, ты что — хочешь заболеть? — судя по голосу, Рэтлиффа забавляло его состояние.
— Я хочу умереть, Томми. Я хочу умереть… — прошептал Адам в трубку срывающимся голосом.
И по этому срывающемуся отчаянному шепоту Томми Джо понял, что друг позвонил ему не просто так, что другу плохо:
— Я не дам тебе умереть, Адам. Приезжай!
Комментарий к Часть 4. Если счастье близко
Треки использованные в этой части:
“Make You Feel My Love” - Kris Allen: http://pleer.com/tracks/4961474Jpf7
“Love To Much” - Kris Allen: http://pleer.com/tracks/10740258EZ2I
========== Часть 5. Падать всегда больно ==========
Take your love, bring it back
Bring it back
Think before you leave
I forgot what love is
Bring it back
Tell me that you believe
What fate has been telling me
«Bring It Back» — Kris Allen
Ощущение, что тебя использовал любимый человек, которому ты открыл сердце, перечеркнув твои чувства одной лишь фразой, порождает отчаянье, безысходность и боль… Словно ты паришь в высоте, и тебе безумно нравится это ощущение эйфории полета и хочется, чтобы это чувство не покидало тебя как можно дольше — ты выстрадал и заслужил свое счастье. И вот именно тогда, когда опьяненный блаженством ты не ждешь никакого подвоха, тебе одним ударом обрубают крылья… И ты падаешь с той высоты, на которую вознесся. Слишком высоко — крылья были очень большими… Падать всегда больно. Но еще больнее от того, что удар нанес тот, в ком и заключалось твое счастье. И это не физическая боль. Это намного хуже — занимающее все мысли, отравляющее и терзающее душу чувство отчаянья, тупой иглой вонзающееся в сердце, которое теперь беспрестанно ноет и болит… Больно! Черт! Как же это больно! И с каждой минутой пульсирующая в тебе боль разрастается так, что ей становится тесно, и она, словно раненная птица, бьется в твоей грудной клетке, ищет выхода и не находит его. Хочется кричать, но в горле будто пересохло. Хочется плакать, но слез нет. Хочется напиться до беспамятства, чтобы забыться, но знаешь, что это не поможет — ты всегда будешь помнить о самых счастливых моментах своей жизни. Хочется уснуть и проснуться во вчерашнем дне, но ты понимаешь, что это неосуществимо… И в какой-то момент, когда боль переполняет, ты понимаешь, что самый лучший для тебя выход — умереть, чтобы не было так больно. Парадоксально то, что с этим пониманием приходит чувство отрешенности и апатии, видимо, срабатывает инстинкт самосохранения…
Вот такого Адама и увидел Томми на пороге собственной квартиры — поникшего и опустошенного, с отсутствующим взглядом. Но пугало не это… Пугала невероятная боль, которая застыла в обычно голубых глазах друга и сделала их грязно-серыми, потухшими…
— Привет, Китти. Приютишь? — Адам грустно улыбнулся.
— О чем речь! Заходи, конечно, — Рэтлифф посторонился, пропуская Ламберта в квартиру.
— Ты один? Ты же говорил, что к тебе мама приехала…
— Ну, если бы я сказал тебе, что болею тут в одиночестве, то ты бы отказался от губернаторского приема. Я прав? — Томми попытался заправить отросшую челку за ухо — он всегда так делал, когда ему было неловко — и потупил взгляд. — Я же знаю, как это было для тебя важно.
— Прав, конечно. Глупый Китти, — Адам подошел и, приподняв подбородок друга, заглянул в его глаза, и… снова этот обжигающий кофейно-шоколадный взгляд. Какое-то гребаное дежавю… Задохнувшись от неожиданности, притянул Томми к себе. — Лучше бы ты сказал, а я отказался… — шепотом, уткнувшись в макушку, — тогда бы ничего не произошло…
— Расскажешь?
Адам отстранился, покачал головой, отошел к окну и отвернулся — видимо все было куда хуже, чем можно было подумать.
— Выпьешь что-нибудь? Правда, в моем доме кроме виски редко что водится…
— Виски тоже сойдут, — Адам кивнул головой, не отрывая задумчивого взгляда от улицы.
Томми плеснул в стакан алкоголь и протянул его Ламберту. Адам оторвался от разглядывания пейзажа за окном и взял в руки протянутый стакан. Теперь задумчивый взгляд сосредоточился на янтарной жидкости — Адам не был уверен, что это ему сейчас нужно… Но вдруг, действительно, станет легче?
— Извини, но компанию составить тебе не смогу, — Томми развел руками, — сутки уже сижу на «колесах». Боюсь, мой организм не выдержит такого сочетания. Хотя… Подожди.
Через некоторое время возни на кухне Томми вернулся со стаканом пугающего цвета жидкости, чокнулся с Адамом, глотнул и поморщился:
— Фак! Какая же отрава все эти лекарства, — а увидев реакцию друга, улыбнулся. — Ну, чего ты застыл? Каждому свое — тебе вискарь поможет, а мне пока только вот эта гадость… Может составишь мне компанию и посмотришь со мной телек? Я тут какой-то тупенький комедийный сериальчик смотрел. Потянуло на юмор вдруг, видимо, подцепил какой-то очень страшный вирус — изменяю привычкам, — Томми пожал плечами. — И я, пожалуй, прилягу, что-то опять хреново… пока лекарство подействует…
Томми улегся на диван, на котором, видимо, провел последние сутки, натянул на себя плед и включил телевизор. Адам, снова отрешенно глядя в окно, сделал приличный глоток виски, который разлился внутри приятным теплом, и подумал о том, что ему повезло встретить в своей жизни этого, временами невыносимого своей саркастичностью, человека — Томми Джо Рэтлиффа. Он был действительно близким другом, который как никто другой понимал его, с которым даже не нужно было слов. Только от одного его присутствия рядом сейчас стало спокойнее на душе, и даже разъедающая сердце боль не так остро ощущалась. Адам улыбнулся своим мыслям. Тихо подкравшись к дивану, он взлохматил белобрысую шевелюру Томми и уселся на диване в его ногах.
— Эй! Ты отвлек меня от вон той миленькой блондинки, и теперь я потерял суть ее разговора с полицейским, — Рэтлифф ткнул Адам в бок ногой и снова уставился в экран телевизора.
— Я думал, блондинам нравятся противоположности — брюнетки, — Адам ухмыльнулся и многозначительно подвигал бровями, — или брюнеты…
— Ха! Ты забыл, что от природы я не блондин… И я, знаешь ли, особенный. Да. Мне нравятся рыжие, красивые и умные.
— Ты сейчас обо мне? Я тоже, знаешь ли, от природы не брюнет.
— Не льсти себе… наглая рыжая морда, — и Томми опять легонько пнул Адама в бок ногой, не отрываясь от происходившего на экране.
Адам улыбнулся — ему всегда нравились такие вот их «перепалки», и попытался сосредоточится на сериале, но ничего из этого не вышло.
— Я был на приеме у губернатора с человеком, в которого был когда-то безумно влюблен… любил, — Адам сказал это как бы между прочим, но ему нужно было это сказать. — Но мы расстались и не виделись долгое время. И почти даже не общались. А вчера он приехал… внезапно… Когда я уже отчаялся ждать… Он появился, словно призрак из моего прошлого…