- Рад поприветствовать Вас лично! Мое глубочайшее почтение! Очень много наслышан о вас и о вашей работе! – на хорошем французском, обратился ко мне президент академии наук.
Я растерялся окончательно. Стоя перед высоким собранием, в запылившемся дорожном костюме, только, что с дальней дороги, я чувствовал себя совершенно не в своей тарелке.
- Благодарю, господин Нартов. Мне очень приятно и неожиданно встретить столь уважаемых господ, в день моего приезда, - невнятным голосом начал было, что-то говорить я…
- Да, полно Вам, полно, - прервал меня президент, - Мы все решили встретить Вас, а уже после того, как ваша семья поселится и обустроится, поговорим о наших совместных начинаниях.
Андрею Андреевичу Нартову шел уже 67-ой год. Седовласый, с острыми чертами лица, этот человек к своему почтенному возрасту достиг очень многого. Видный деятель русского просвещения, писатель и переводчик, действительный тайный советник, президент Берг-коллегии, один из основателей, секретарь и президент Вольного экономического общества – такой человек заслуживал всяческого уважения.
После знакомства с членами академического собрания, мы распрощались, и направились в свои апартаменты, которые любезно были предложены нам Императорской академией наук.
Распаковка вещей и отдых после столь утомительного путешествия по всей Европе, заняли несколько дней. В Петербурге началась пора холодных осенних дождей, и выехать, осмотреть город более подробно, она у нас желания не вызывала.
Мы поселились в доме на Малой Луговой улице. Одноэтажный деревянный, небольшой, но в приличном состоянии особнячок, был одним из многих стоящих по обе стороны этой густозаселенной большой улицы. Здесь проживали работники Адмиралтейства, моряки и граждане среднего достатка. С первых минут пребывания в этом скромном, но уютном домике, мне понравилась его спокойная, умиротворяющая атмосфера. Особенно это чувствовалось после многочисленных трактиров, постоялых дворов и почтовых станций.
Через несколько дней мы окончательно освоились в нашем доме. Самую маленькую, из пяти, комнату, мы отдали на откуп нашему сынишке, в чуть по более вместительной, разместили нашу спальню, ну, а самый большой зал, обустроили под гостиную комнату. Мой кабинет примыкал к гостиной и его обстановка меня чрезвычайно радовала и успокаивала. Здесь можно было жить и работать.
Каждый день к нам приходил служащий академии осведомиться ничего ли нам не надо и подсказывал, что и где можно было купить, подешевле, да покачественней. Эйлалия занялась домашним хозяйством, взяв в себе в помощь молоденькую горничную, а я весь погрузился в работу. Прежде всего, мне не терпелось начать бурную деятельность в области начинаний академии относительно воздухоплавания, при этом, не забывая о планах продолжить свои выступления с «фантасмагорией».
Начало ноября. Бесконечно льют дожди и стоит туман. Утром, иногда, выглядывая из окна своего кабинета, я не мог разглядеть дома на другой стороне улицы. Все это страшно давило и отражалось на настроении. В голову приходили странные мысли, от которых я пытался избавиться, но все тщетно.
В один из таких непроглядных унылых дней, к нашему крыльцу подъехала карета, запряженная четырьмя лошадьми. Из нее вылез статного вида мужчина и направился к нашей двери. Через минуту горничная внесла в столовую, где все наше семейство наслаждалось чаепитием, визитную карточку гостя. Им оказался ни кто иной, как Дмитрий Львович Нарышкин, гофмейстер, инспектор императорских театров, вельможа весьма знатный и приближенный ко двору императора Александра Павловича.
Оставив недопитым чай, мы с Эйлалией, поспешили встретить именитого гостя.
Дмитрий Львович внимательно оглядел мой кабинет, и казалось, был удовлетворен его обстановкой. Я предложил гостю присесть в мягкое, обитое синим сукном, кресло. Нарышкин присел, опираясь на свою трость. По годам, этот незаурядный человек выглядел несколько старше своего возраста, хотя, как потом выяснилось, он был младше от меня на один год.
- Ну, что же вы, любезнейший, все дома, та дома сидите? – начал разговор Дмитрий Львович, - Весь Петербург шумит по поводу вашего приезда, а вам, и не вдомек.
- Ой ли, Дмитрий Львович? – с иронией ответил я, потупив взгляд в пол, как провинившейся ученик перед учителем.
- Я, в общем-то, к вам по делу. Суть моего визита, не что иное, как предложение дать, в ближайшее время, представление вашего удивительного иллюзиона. Слухи о ваших успехах в Париже, донеслись и до нас.