Наконец, Галладеи прямо заявляет, что история, упоминаемая Вергилием, ему известна во всех подробностях и он намерен ее изложить. Тщетно искать у него указаний на источник такой осведомленности. Из некоторых намеков можно заключить, что Галладеи располагал текстом Флорентийского Анонима, более пространным, нежели нам известный; это. однако, еще не дает оснований, как делают иные, вводить в научный оборот эту предполагаемую редакцию под названием Anonymus auctus и надеяться с ее помощью решить хотя бы одно затруднение, касающееся «Комедии».
Когда Кассий Лонгин, имея в своем распоряжении легион новобранцев, двигался по Фессалии, всюду встречая торопливую приязнь или прилагая небольшие усилия, чтобы ее вынудить, среди фессалийских городов нашелся один, ответивший послам полководца с оскорбительной небрежностью. Гордый высокою дружбой Помпея, крепкий упованием на силу сената, город не хотел ронять свое имя заискиванием перед людьми, которые ни во что не ставят собственное, и не считал себя связанным обещаниями, с какими фессалийские представители явились к Цезарю в Орик. Всюду закипела необыкновенная деятельность; граждане вынимали из чуланной пыли дедовскую броню, велели ее почистить и шли осматривать городские стены; набредая на знакомых, они сообщали им важные замечания. Кассий приближался, на каждом шагу отвлекаемый настоятельными делами. Городской совет собирался не первый уж раз. сперва втайне, затем гласно, для обсуждения, как поступать, когда римские войска окажутся под его стенами. Люди решительные требовали запастись продовольствием, изгнать всех подозрительных, запереть город и готовиться к осаде. Иные говорили, что такое оказание неприязни не отпугнет Кассия, но лишь побудит его к быстроте и нераздельной с нею суровости. Многие колебались, ожидая, не вступят ли в дело ещё какие-то силы, неизвестные, но благосклонные к их положению. Меж тех. кто советовал умеренность, выделялся один, еще молодой человек, хорошего рода. Он говорил о славе родного города, о нравах предков и приязни богов; о том, сколькими опасностями окружен Цезарь и как скудна его надежда не только на славу, но даже на жизнь; что Сципион, сильный, предприимчивый, по слухам, движется от македонских границ навстречу неопытным воинам Кассия и едва ли можно сомневаться, кому принесет лавры их столкновение; что согражданам не следует спешно стягивать свои средства, обличая врагу их недостаточность и печаля друзей своим малодушием, но подождать недолго, пока тайные машины, придавшие политической сцене ее нынешний вид. не переменят ее совершенно. Он польстил гордости одних, в других усыпил тревогу, третьих заставил колебаться; совет разошелся, ничего не устроив. Через несколько дней жители подняты были из постелей гулом труб, звоном железа и шумом распоряжений. В город входил легион Кассия. Красноречивый молодой человек втайне сносился с ним, увещевал поторопиться и открыл ему городские ворота. Все оглядывались в смущении, гадая, не сон ли это. Кассий допустил к себе лучших людей города, говорил с ними благосклонно и вскоре двинулся дальше, оставив город за крепкой охраной. Ближайшие события, решившие общую судьбу, оправдали благоразумие молодого человека; его сограждане, наблюдая, как тяжело обошлась тем, кто оставался верен падению Помпея, их несчастная строптивость, поневоле благословляли его проделку. Обласканный победителем, он вознесся среди сограждан на высоту, которой нельзя было и завидовать, а войдя в лета, сделался образцом для молодежи. Он выгодно женился и счастливо прожил с женою, а оставшись вдовцом, выбрал себе девицу выдающейся красоты из небогатого, но старинного рода. Благоденство, давшее ему склонность к поучениям, снабжало его и людьми, готовыми их почтительно слушать. Всем обильный, больше всего любил он пышные свои сады, где проводил всякую свободную минуту. Жизнь его ничем не омрачалась.
В консульство Марка Аппулея и Публия Силия Нервы в город издалека приехал юноша, которого отправил сюда отец, исчерпавший иные способы унять его беспутство. Юноше полагалось входить в семейные дела; наставлять его должен был поверенный отца, призванный также хранить его принужденную невинность. Юноша скучал; он исцарапал все деревья в публичном саду именами далеких любовниц и наполнял письма к друзьям жалобами ссыльного и эпиграммами на фессалийский свет. На празднике в честь местных богов он приметит в толпе взгляд и улыбку молодой жены почтенного садовода. Местные боги сделали в юноше впечатление. Наставник его теперь писал в донесениях отцу, что расположение юноши удивительно переменилось, он думать не хочет об отъезде и требует все новых подробностей о том, как и с кем в этих краях дела делаются. Хотя и стесненный проницательным надзором в наличных деньгах, юноша все же не был лишен средств и не замедлил ими воспользоваться. Куда бы женщина ни пошла, всюду перед нею показывался и пропадал незнакомый человек, и со всех сторон ей шептали о чудесном приезжем. Ей было и боязно, и любопытно; стыд и тщеславие переменно колебали ее сердце. Муж смотрел с равнодушною ласкою, развлеченный делами. Вечером, когда она бродила по саду, а служанки ее отстали, из затрещавших кустов перед нею вышел на дорожку тот самый человек и. отряхиваясь, просил ее не бояться. Она хотела бежать, но тихий, смиренный звук речей ее остановил. Он говорил о вещах, над которыми люди не властны; о богах, кои поселяются в людском сердце, чтобы править там нераздельно; о тщетных своих попытках забыть ее черты, предавшись праздным делам и скучным развлечениям; о муках, которые выносит он всякий день и которые ночь возвращает ему в сновидениях; о том, что он ничего не просит у нее. кроме одного милосердия, подаваемого и преступнику, — вернуться сюда назавтра и выслушать его еще раз. Она ничем ему не ответила и ушла быстрой походкой в ту сторону, откуда слышался встревоженный голос слуг, спрашивающих друг у друга, куда она пропала.