У сына его, Николая Илларионовича, державшего еще и ямщину, была иконописная мастерская, славившаяся первостатейными мастерами мелочного письма, весьма многочисленная. Хозяин ее владел огромным собранием рисунков и древних икон, уничтоженным после пожаром, и отличались они непревзойденным исполнением миниатюр в «минеях» и «праздниках»[14].
От отца Иллариона Петровича, родившегося, как полагают в семье, во второй половине царствования Екатерины Великой, также остались рисунки и книги. Хорошо сохранился рисунок Спаса Нерукотворного, сделанный в Нижнем Новгороде, с надписью на оборотной его стороне: «Сей рисунок вотчины господина Николая Александровича Карпова крестьянина Петра Пахомовича Норина подлено ево».
Чуть ниже, той же рукой: «Нерукотворный обруз Господен снимен в городе Нижнем с чудотворного образа Господня, который имееца в часовне на мосту».
В бумагах упоминается прадед Иллариона Петровича Максим Федорович. Последний, как полагают в семье, родился в начале царствования государя Петра Алексеевича. На родителе же его, Федоре Федоровиче, и деде, оставшемся на том камне уже без отчества, родословная Нориных обрывается, восходя, вероятно, ко временам правления царевны Софьи, а возможно, и к царствованию Алексея Михайловича Тишайшего.
Сам старый художник, Норин Андрей Михайлович, ныне живущий и здравствующий, родился в семье крестьянина. Отец его, Михаил Николаевич, всю свою жизнь крестьянствовал, ходил за сохой.
2
…Тяжелые условия работы на хозяев, долгие — по году, а то и больше — отъездки в чужие города для росписи церквей, монастырей, разлука с домом, с семьей рождали среди живописцев стихию пьянства. Икона и водка шли по их жизни бок о бок, не побеждая друг друга. Иконописное это село было насквозь пропитано олифой и спиртом, святым и дьявольским, от вина погибали лучшие люди, знатные мастера. Скончался от водки Дмитрий, родной отец Павла, дядя Андрея Михайловича. От нее же погиб еще один дядя, Никифор. Коровенковы надругались над пьяным, облили его водой в кабаке в лютый мороз и вытолкали на улицу.
Во хмелю он, будучи буйным, долго стучался, бил кулаками в двери родного дома, но женщины, зная его характер (они оставались дома одни), не пустили его, и Никифор замолк. Думали, заночевал у соседей, а наутро на ступеньках крыльца нашли его труп, успевший застынуть за ночь…
Не находя наслаждения в работе, спивались уже к тридцати — сорока годам. «Спился, много вина выпивал. А парень способный был!» — говаривали о таких. Немногим лишь удавалось, едва окончив два класса церковной школы и иконописную мастерскую, невзирая на слезы и крики родни, бежать из дому в Москву, учиться искусству истинному. Таких же, кому удавалось выдерживать все испытания, не умереть от голода, от чахотки и стать художником настоящим, насчитывались в селе единицы.
Вот такой «единицей», счастливчиком оказался для всех неожиданно старший брат Андрея Михайловича Алексей, которому удалось не только окончить Училище живописи и ваяния в Москве, но и стать в нем профессором.
Алексеем гордилась вся норинская родня. А как же! Тятенька ихний всю жизнь за сохой проходили, а сынок вон куда залетел!..
Как только младший, Андрейка, подрос, Алексей и его забрал с собою в Москву, устроил в Училище, в то же самое, что окончил и сам.
Теперь-то уж многое помнится смутно, полосами и пятнами, но то, как его, мальчуганом еще, вырвали из родимых просторов, цветущего разнотравья и синей прохлады Талички и на гремящей железной машине увезли в неведомый город, как он был ошарашен, напуган, раздавлен его многолюдством, грохотом, громом, трамваями, конками, мостовыми из камня, теснотой и обильем громадных домов, сверканьем огней, — этого не забыть никогда.
Училище он окончил, Андрей, по мастерской Коровина и Серова (Серов был ровесником старшего брата). В пятнадцатом годе был в армию взят, отправлен на фронт, в семнадцатом ранен, долго валялся по госпиталям и в восемнадцатом снова вернулся в Москву, поселился у Алексея, старшего брата.
Придя помаленьку в себя от окопной тоски, грязи и вшей, отдышавшись, отмывшись немного в голодной, холодной Москве времен военного коммунизма от госпитальных карболовых запахов и гангренозной вони, первое, что он сделал, — посетил свою альма-матер. Долго стоял, сняв папаху, возле величавого здания в самом начале Мясницкой, с полукругом колонн верхнего балкона и с широкими окнами, где прошли его лучшие годы. Больше восьмидесяти лет было оно центром художественной жизни Москвы, успешно соперничало с императорской Академией художеств. Преподавали в нем художники наилучшие, гордость и цвет русского искусства, — Шишкин, Перов, Саврасов, Поленов, Коровин, Серов, Левитан, Васнецов. Теперь же Училище было преобразовано в Свободные художественные мастерские…
14
«Минеи», или «месячники», — христианские богослужебные книги, содержавшие тексты церковных служб годового круга. «Праздники» («праздники господни») — праздники, установленные в году в честь господа бога. Здесь имеются в виду иконы, иллюстрирующие эти книги.