До того как был создан Нейрохирургический институт (которому впоследствии присвоили имя Н. Н. Бурденко), Николай Нилович вел работу в факультетской хирургической клинике, а также в больнице имени Семашко в Москве. В 1929 году он организовал нейрохирургическое отделение при рентгеновском институте, на базе которого был создан в 1934 году Нейрохирургический институт. Трудно передать, сколько сил, труда, упорства вложил замечательный ученый-коммунист в создание этих учреждений; он поистине вдохнул в них жизнь, наметил перспективы их дальнейшего развития.
Николай Нилович, как никто другой, умел подбирать нужных людей, определить, на что каждый из них способен, какое дело можно поручить одному и какое — другому. В невропатологе Ахундове, например, он открыл талантливого диагноста, тонко разбиравшегося в самых сложных заболеваниях головного мозга. У молодого хирурга А. И. Арутюнова заметил блестящие задатки нейрохирурга и поэтому особенно часто ставил его на операции, «натаскивал» по технике. В А. Ф. Лепукалне он ценил не столько хирурга-техника, сколько выдающегося экспериментатора, эрудированного ученого и часто обращался к нему за советом по самым различным вопросам. Ближайший помощник Николая Ниловича профессор В. В. Лебеденко был подготовлен настолько разносторонне, что мог свободно заменять его как на кафедре, так и в операционной. Они понимали друг друга с полуслова.
Когда мне довелось работать в клинике Н. Н. Бурденко, он находился в ореоле славы не только как ученый, но и как общественный деятель. Он был депутатом Верховного Совета СССР, председателем Ученого совета Минздрава СССР и выполнял многие важнейшие общественные и государственные поручения. Но основным и главным местом своей работы он всегда считал клинику.
У ОПЕРАЦИОННОГО СТОЛА
В клинике Н. Н. Бурденко интенсивно велась научно-исследовательская работа по актуальнейшим вопросам хирургии; в частности, разрабатывались методы эффективного лечения ожогов, язвенной болезни и черепно-мозговых заболеваний; апробировались новые антисептические растворы и сульфамидные препараты для лечения ран.
Перед каждым из ассистентов Николай Нилович ставил определенную задачу. Одни, имевшие опыт в лечении гнойных ран, вели разработку методов применения новых средств борьбы с инфекцией. А. А. Бусалов, например, в итоге упорного труда дал исчерпывающее заключение по применению аммиачных растворов солей серебра; мне было поручено проверить действие бактериофагов[10] в отношении патогенных микробов. Другие — М. А. Бубнов и А. Ф. Лепукалн — занимались разработкой методов лечения термических ожогов. Доцент И. С. Жоров работал над проблемой обезболивания при операциях с испытанием новейших средств. В дальнейшем он внес свой вклад в развитие этой области медицинской науки.
Исследования проводились не в одиночку, а в составе небольших групп, куда входили врачи, лаборанты и студенты. Экспериментальная часть работы велась на базе центральной научно-исследовательской лаборатории (ЦНИЛ). Полученные данные тщательно анализировались и сверялись с данными других авторов. После многократной проверки действия того или иного препарата его начинали применять в лечении больных.
Нелегко было вести занятия со студентами, делать обходы, оперировать больных и одновременно ставить опыты.
Праздников или выходных дней мы не знали, разве только 7 Ноября и 1 Мая прекращали опыты и вместе с коллективом кафедры шли на демонстрацию. (Приходил и Николай Нилович, при орденах, в парадном костюме). Время полностью поглощалось тяжелым, упорным, настойчивым трудом. Но иной жизни мы себе и не представляли. Тем более, что перед нами был пример неутомимого руководителя.
Бурденко часто заходил в ЦНИЛ после операционного дня. Ему нравилась сосредоточенная, деловая обстановка в лаборатории, где проводились опыты. Когда Николай Нилович оперировал, ему помогал кто-нибудь из нас, чаще всего — Клава Кузьмина, моя однокурсница. Она долго работала вместе с известным профессором-патофизиологом С. С. Халатовым. Николай Нилович ценил ее как экспериментатора.
Клава — худенькая, невысокого роста, черноглазая — отличалась на редкость спокойным, покладистым характером. Ее трудно было вывести из равновесия даже тогда, когда не ладился опыт или она попадала шефу под горячую руку. Словно не замечая раздраженного тона профессора, она подавала ему все, что нужно, и весь вид ее будто говорил: я маленькая, беззащитная, зачем меня обижать?