Можно представить, сколько пришлось змееборцу плясать тут, чтобы набраться смелости его воткнуть.
Красное закатное солнце в самом деле уже полускрылось за горизонтом.
Придавив гадюшонка башмаком, вытягиваем заколку, вытираем об штанину и пристраиваем в правый отворот рядом с предыдущей.
Навигатор переливчатыми колокольчиками уведомляет, что и мы, в свою очередь, с заданием справились.
ЛИЧНОСТЬ
ЗДОРОВЬЕ:
75 хитов
СУДЬБА
ГЕРМЕНЕВТИЧНОСТЬ:
эмпатия ++
Оглядываем окрестности.
Лог от врагов полностью очищен. Лишь в самой пойме, в прибрежной осоке, призрачным абрисом высвечивается одинокая желтая линия, спешно змеящаяся за поворот излучины.
Делать здесь больше нечего.
Ладно, дома у нас действительно не имеется, но переночевать, все же есть где.
Двери склада открываются за долю секунды до того, как мы грохаем в них уже занесенным кулаком. Видать, братуха, сидящий у мониторов, отрабатывает реакцию.
Впрочем, встречает он нас уже на полдороге к входу.
– Отстреливаться от погони не надо?
– Вроде нет.
– Тогда отбой. Войсковики свои генеральные наступления, как правило, на утро планируют. Не то чтобы от их потомков можно штурма ждать, но приглядывать все же надо.
Добираемся до отведенного топчана и отключаемся, подтвердив использование в страховом полисе имени с добавленным штрихом.
Глава VIII
Братуха опять успевает подняться раньше. Когда, позевывая и натыкаясь на ящики, добредаем до наблюдательного закутка, он, стоя к нам спиной с поднятой кисточкой в руке, оценивает, видимо, только что законченную работу. На оборотной стороне старого пожелтевшего плаката, пришпиленного к стене, поблескивающими свежей акварелью буквами выведено:
ОБЪЯВЛЕНИЕ
Всем жителям городка
Ровно в полдень явиться на плацевое поле
для рытья братской могилы у постамента
Лопаты приносить с собой
– Думаешь, придут? – спрашиваем с сомнением.
– Половина, как минимум. Гены. Кадровая память предков. У них до сих пор, чей прадед старше по званию, тот и прав.
– Постараюсь не пропустить. То еще, наверное, зрелище будет. Когда вывешивать собираешься?
– Ближе к ночи. Спектакль, следовательно, завтра. А твои успехи как, нашел? – он поворачивается к нам.
– Булавку, как ты изволил выразиться, да, а вот сам он исчез. Забил аспида, коварно прикинувшегося дохлым, и направил босые стопы в родное племя. Кажется, навсегда, потому как изгнание на этом закончилось. Если я, конечно, правильно подобрал слова. Мыслит он не понятиями, а все больше ощущениями.
– А ты мысли умеешь читать?
– Не совсем, просто иногда чувствую чье-нибудь внутреннее состояние.
– Так ты его видел?
– Нет. Только околевшего гадюшонка с воткнутой им в череп булавкой.
– Значит, на расстоянии чувствуешь?
– Получается, что и так могу.
– Ну ты прям великий гарпунщик.
– Какой еще гарпунщик?
– Тот, что за белым китом гонялся.
– Ты про капитана Ахава? Он-то здесь причем?
– Да в том-то и соль неморская. Ходил тут у нас по казарме самодельный фикшн. Сам я, правда, не читал, но вроде, загарпунив Дикого Мобю, он какого-то другого монстра выслеживать принялся, уже в наших краях.
– А разве кит его не утащил в бездну?
– Да то очередная легенда прикрытия, чтоб не привлекать лишнего внимания. А вообще-то, он был специалистом по врагам рода человеческого. И появление очередного главного гада каждый раз чуял издалека и задолго. Заранее перебирался в место, откуда исходила деформация длинных линий, и тщательно готовился к встрече.
– С гарпуном в засаде, говоришь?
– Смеяться в том рассказе можно от начала и до конца, но вот с оружием у него был полный порядок. Целый арсенал, от баллисты до стилета, и все из серебра.
– А кто автор шедевра?
– Да замполитова дочка, из средних. По всем журналам рассылала, но, кажется, ни в одном не решились печатать.
– А чего ее на писания потянуло?
– Мамаша ее на культуре была сильно задвинута. Клубом здешним заведовала. Замполит по долгу службы зашел как-то ознакомиться с последней передовицей и не заметил, как зачитался. Кончилось скандалом и женитьбой. Наплодили они потом кучу дочерей. И всех требовалось пристроить. Вот и появилась тут библиотека, литературный кружок, армейская балетная студия, арт-ателье да краеведческий музей под руководством младшенькой, замполитовой любимицы. Первогодков в рамках воспитательной работы выстраивали цепью и посылали прочесывать окрестности. И чтоб каждый непременно чего-нибудь принес: урыльник из урочища, трилобита из карьера или хотя бы необычный минерал. Хренологический дневник при музее издавался. Про погоду, природу, народные приметы, обычаи и местные поверья. Там и были сведения, на основе которых средняя создала позже свою историю про гарпунщика, неотступно блюдущего линии.
– А как бы его полистать, дневник-то этот?
– Музей в клубе помещался. Можно пошарить. Но вряд ли там что осталось. Прапор, когда еще горючка имелась, всему их семейству целый камаз сундуков привез с монастырской мебельной фабрики. Чего дочери оттуда не забрали, сам потом подчистил. Попробуй выспросить у Плешивого. Он из замполитова клана, той ветви, что от балетной студии тянется. Она более других похожа на непрерывную. Но поскольку сына основатель не сумел зародить и происхождение тоже приходится вести от внука, право на главенство рода постоянно у них оспаривается. Но, по-любому, он должен быть в курсе.
Итак, с кого начинать поиски, установлено. И с именем мы угадали.
На выходе из склада сворачиваем налево. Отдаем честь старикану, стерегущему ворота в миссию. Тот выпячивает губу и демонстрирует профиль. Еще раз сворачиваем налево. У закрытой двери амбулатории стоит бабуся в платочке и читает вслух табличку:
– Се-го-дня при-ем в по-сел-ке.
– Пойдешь проверять? – спрашиваем.
– Зачем? Когда его из миси турнут, первым делом принимать он здесь будет.
– А думаешь, турнут?
– Конечно. Он же зверье это всякое с детства на дух не переносит. Со дня на день жду, что сорвется. Дедок вон мой на прошлой неделе пошел в сарай к кабанчику, так вместо того, чтоб, как обычно, почистить, навернул его подборкой по голове, потом еще с полчаса по огородам гонялся. Назад пускать отказался наотрез. Не могу, грит, больше на этого засранца смотреть. Пришлось продавать. А всего-то три месяца терпел, не три года.
– Да, похоже на предвещающий знак.
– Перст судьбы, помяни мое слово.
– Ладно, помяну. А пока скажи-ка, не попадался ли тебе на глаза Плешивый?
– Попадался, – подтверждает бабуся, – с гроссбухом подмышкой и карандашом за ухом. В сторону поселка направился. Видимо, чтобы текущий баланс услов с Харей улегулировать.
– Урегулировать, – поправляем автоматически.
– Урегурировать? – недоверчиво переспрашивает она.
Машем рукой. Все равно этому слову в правильном виде не прижиться.
Пересекаем центральную аллею, минуем клуб, проходим гаражи и огибаем по краю общий погост.
Из окошка первого домика деревенского проулка выглядывает скорнячиха.
– Догнал дурачка-то вчера? – любопытствует она.
– Не удалось, – вздыхаем мы.
– Ну, теперь придется дня три назад ждать.
– На этот раз он, кажется, совсем ушел. Вернулся в родное стойбище. От мужа в свое время не доводилось слышать о племени охотников в здешних лесах?