— Я и говорю правду, — ответил я, затем заметил около своей ноги камень примерно с кулак и нагнулся поднять его. — Сейчас.
— Не делай глупостей! — толстый тут же потянулся к кобуре, а вот худой приготовился отражать моё нападение. — Это уже пожизненное!
— Да… Я просто хотел показать! — всё-таки поднял камень и сжал его в руке.
Он был очень прочный, но и я был значительно сильнее, чем раньше. Строго говоря, голову я вряд ли смог бы раздавить, но вот камень… Тот покрылся трещинами и несколько раз хрустнул.
— Ни фига себе, — толстый взял у меня из ладони булыжник и осмотрел его.
И хоть в темноте было плохо видно, из его кряхтения я сделал вывод, что нужный эффект произведён. Потом камень взял и худой, и тоже долго его рассматривал.
— И где ты так натренировался? — спросил толстый, вытирая плешь платком. — Это ж надо целенаправленно руки укреплять!
Я хотел ответить что-то в духе: «душу удава периодически», но понял, что время совсем не соответствует содержанию шутки.
— Эспандером качаю, гантели поднимаю, — ответил я. — Ну не уродился я сильным, и с рангом призывателя не повезло. Оттуда меч и остальное. Кстати, по поводу вашего Блохина, если бы это делал я, то двинул бы ему мечом, сами видели клинок. Не то, что кухонный нож.
— Ладно, — проговорил худой, но не мне, а толстому, — вызывай труповозку, а я пойду пока с парнем переговорю. Хорошо?
Толстый сначала махнул ему рукой, снова склонившись над телом, но потом разогнулся и проговорил:
— Только аккуратнее с ним!
— Учту, — кивнул худой и демонстративно достал пистолет.
Мы отошли с ним за ту же самую постройку, за которой я пытался поговорить с Лёхой. Мне это показалось даже несколько ироничным. Только вот сейчас мне было вообще не до смеха.
Что хотят эти двое? Если бы арестовать, то я бы уже трясся в их машине, на всех парах спешащей в отдел. Убить? Но зачем? Им надо раскрыть дело, а не плодить глухарей. Разве что после моей смерти навесить на меня что-то ещё?
На всякий случай, я подвинул сумку так, чтобы можно было быстро дотянуться до сферы. Думаю, раз порванное бедро моё вылечило, так и пулевое можно будет залатать. Главное, лежать тихо, чтобы не подумали, что выжил.
Но стрелять худой не собирался. Он проверил расстояние и удостоверился, что наш разговор не доносится до его коллеги.
— Макс, послушай меня очень внимательно, — проговорил он, придвинувшись ко мне чуть ли не вплотную. — Ты и сам понимаешь, что ситуация очень, мягко говоря, щекотливая, и совсем не в твою пользу.
— Да уж, — согласился я, не понимая, куда вообще может свернуть этот разговор. — Хотя я вообще не прикладывал к этому никаких усилий.
— Я-то тебе верю, — следователь отступил на шаг, делая расстояние между нами комфортным для меня. — И понимаю, что ты, по большей части, жертва обстоятельств. Но просто попробуй взглянуть на всё чужими глазами. Вот просто представь, что я начну отстаивать твою точку зрения в суде. Гражданин судья, — он немного повысил голос, словно находился в зале заседания. — Этот молодой человек ни в чём не виноват. То, что он находился вместе с убитыми школьниками, но выжил, — случайность и его исключительная сила воли и физическая сила. Нападение на одноклассницу в больнице — вообще не его рук дело, нож с его отпечатками — попытка подставить, а единственный труп, в котором он сознался, перед смертью признался, что это он всё сделал. Правда, записи нет.
— Да, звучит неправдоподобно, — ответил я, когда следователь замолчал. — И складывается впечатление, будто это я всех… но ведь это не так. Я простой парень, несколько дней назад прошедший инициацию, — я поднял глаза на следователя. — Я ни в чём не виноват.
— Как докажем? — спросил у меня следователь, словно был моим подельником, другом или адвокатом. — Как мы сможем это доказать?
— Маячок, — начал было перечислять я.
— Не в счёт, — развёл руками следователь. — И максимум, что можно сказать, что маячка не было на месте убийства. Но ты очень долго отсутствовал, находясь в данже, куда проход закрыт. Почему бы тебе не оставить там сумку, а самому не съездить и не убить Блохина, а? И это только малая толика того, с чем тебе придётся столкнуться, — тут он снова наклонился ближе ко мне, а голос его стал доверительнее. — Даже мой напарник верит, что это ты. Но он думает, что это болезнь, поэтому до сих пор не избил тебя до полусмерти.
— Круто, чё, — ответил я, понимая, что на данный момент нахожусь в искусно расставленной ловушке. И, несмотря на то, что человек, расставивший её, мёртв, я в ней увяз настолько же сильно, как он и рассчитывал. — Я могу поклясться, чем угодно и на чём угодно. Можете просвечивать меня любыми приборами, но я никого не убивал, — следователь приподнял бровь, и я спохватился. — Кроме Старателя. За него можете судить.