Анну Васильевну я видел изредка в институте, но не подходил к ней и не заговаривал, не будучи представленным. Около гардероба как-то она обратилась ко мне: «У меня есть фотография, где есть ваш отец. Я вам дам ее». Внешне я очень похож на своего отца, и она узнала меня! Я поблагодарил от души, и все! Я всегда был ужасно бездарен в общении с людьми. А ведь мог бы расспросить ее об отце, о Кавказе — что она помнит. Может быть, эти расспросы были бы ей даже приятны. Но… А потому мой совет: узнавайте, записывайте, уточняйте, пока живы свидетели. Нельзя упускать момент. Упущенного не воротишь.
Это была последняя моя личная ниточка с тем миром. Дальше пойдет не субъективное. Был трудный момент у А. Ф. Иоффе, когда ему пришлось оставить пост директора Физико-технического института, который он создал и взрастил, под напором волны «борьбы с космополитизмом» (1950 год). Кое-кто из сотрудников способствовал этому (хотя это, видимо, и без того было неизбежно). Как мне рассказывал мой руководитель Владимир Пантелеймонович Жузе, А. П. Комар отзывался об Иоффе так: «Он продавал Россию в мюнхенских пивнушках». А. П. Комар стал новым директором института. Среди сотрудников ходила грустная шутка: «Комар съел слона». Это тоже со слов В. П. Жузе. При всем при том А. П. Комар был вполне серьезным ученым, но, конечно, совсем не того масштаба, как А. Ф. Иоффе.
Как бы в компенсацию создается сначала отдельная лаборатория, а затем Институт полупроводников АН СССР, где он будет директорствовать вплоть до своей смерти. Его научные труды обширны и разнообразны, хотя в последней трети своей жизни он сосредоточился на полупроводниковом термоэлектричестве.
Для примера: из более ранних работ хочу упомянуть о поразительном и парадоксальном результате, полученном при изучении прочности монокристаллов поваренной соли («каменная соль» по минералогической терминологии). Если образец поместить на время в воду, его прочность на разрыв сильно возрастает, хотя он становится немного тоньше. Объяснение: вода растворяет поверхностный слой и таким образом удаляет с поверхности микротрещины, которые способствуют более раннему разрыву.
Казалось бы, важнее для практики было бы изучать стальные стержни. Но свойства твердых тел с наибольшей чистотой и отчетливостью проявляются в монокристаллах. Именно поэтому современная электроника строится на монокристаллах германия и кремния. Но тогда, в начале 20-х годов, ничего этого не было, и каменная соль была очень удачным выбором. Здесь можно увидеть и методологическую «мораль». Не всегда то, что «ближе к запросам практики», оказывается перспективным и плодотворным в дальнем научном поиске.
В ядерных исследованиях, которые в середине века стояли в центре усилий физиков, А. Ф. Иоффе не принимал личного участия. Он тем не менее прекрасно понимал их громадное значение. В плане работ Ленинградского физико-технического института стояла управляемая цепная ядерная реакция. А академик Иоффе был его директором. И тут мы сообщим нечто, во что многие откажутся поверить. Это был план научной работы на 1941 год! До войны! Легко проверить: смотри публикацию в журнале «Успехи физических наук», том 24, вып. 1 за 1940 год, с. 12. Более того, еще в ноябре 1939 года было сказано, как результат всей предшествовавшей работы, что «такая цепная реакция будет сопровождаться колоссальным выделением тепла». А год спустя И. В. Курчатов в обзорном докладе на 5-м Всесоюзном совещании по атомному ядру сообщил, что принципиально вопрос решен, но «возникают громадные трудности» на пути практической реализации. Я. Б. Зельдович и Ю. Б. Харитон указали и наиболее реалистичный путь: обогащение природного урана изотопом 235. Их привлекало медленное «горение» как мощный источник энергии, а не взрыв.
Еще до этого два важных открытия были сделаны в Ленинграде: ядерная изомерия (Курчатов, Русинов и др.) и самопроизвольное деление ядер урана (Флеров и Петржак). Наши ученые были на переднем крае и видели далеко вперед, не тащились в хвосте.
Поэтому нет никаких оснований утверждать — а это встречается, и нередко, — будто Советский Союз «украл секрет» атомной бомбы у Америки. Разведданные поступали, конечно, к И. В. Курчатову. Но чтобы судить о том, насколько они помогли, надо знать, что это были за данные, и быть специалистом, чтобы оценить, были ли они полезны и в какой степени. Самоуверенные, но невежественные и безответственные персонажи (как, например, И. Бунич) судить об этом, конечно, не могут. Да их и не интересует суть дела. Ими движет стремление унизить «эту страну», для этого все годится.