Я решил действовать наверняка и направился прямо к паровозику. Мальчишки, которые приколачивали к нему доски, меня уже заметили. Но делали вид, что нет.
— Касатик! — окликнули меня откуда-то с лавочек. — Касатик, поди сюда!
Я подошёл. Я всегда делаю, как меня просят, хотя я, конечно, не касатик.
— Ты из какой квартиры, касатик? — спросила одна из бабушек с лавочки. Я не понял, какая именно.
— Из двадцать седьмой. А что?
У них были разнообразные лица, у этих разноцветных бабушек. И ещё они сидели по росту и, кажется, старшинству — их было шесть. Самая большая и старая бабушка сидела в начале лавочки, а самая маленькая и молодая — в конце. Я поочерёдно всматривался в их лица в поисках ответа, но не находил его.
— В двадцать седьмой Репяхи живут, — прищурилась на меня та, которая сидела в конце.
Все остальные тоже прищурились, но уже следом.
Я понял, эта у них главная.
И ещё я кое-что понял. И опять ужасное. Эта молоденькая бабушка была столетней старухой Бурёнкиной из двадцать пятой квартиры! Той, которая умерла! Только сейчас она была более красивая, если можно так выразиться, и менее морщинистая.
Я был в шоке.
— Молчишь? А ну сознавайся, что ты делал в подъезде? — Бурёнкина продолжала на меня щуриться. — Лампочки воровал?
— Я это, — сказал я, — я квартиры перепутал. То есть дома. Я подъезды перепутал!
— Перепутал он! — повторила старуха Бурёнкина.
— Перепутал он!
— Перепутал он!
— Он перепутал! — повторили за ней остальные пять бабушек.
— Путаются тут всякие! — сказала Бурёнкина. — А ну иди отсюдова! А то позвоню куда надова!
И я, конечно, пошёл. Пошёл опять прямо к паровозику. Мальчишки явно подсматривали за мной. Особенно один белобрысый. Он то и дело поглядывал на меня исподтишка, пока я к ним туда шёл.
— Привет! — сказал я, подойдя к паровозу и облокачиваясь на него с независимым видом.
— Здорово! — сказал Белобрысый и усмехнулся.
Мне не понравилось, что он усмехнулся.
Я не люблю, когда так делают. Но я стерпел.
— Вы не подскажете, какой сегодня день? — приятным голосом спросил я.
— Чего-чего? — Белобрысый отставил в сторону доску и нахмурился.
Остальным я тоже не очень понравился.
— Я говорю, день сегодня какой?
— Ну пятница. А чего?
Чего он всё чегокает? Бескультурье какое-то.
Теперь уже все шестеро (их тоже было смотрели на меня подозрительно. Немного враждебно.
— А число, извините?
— Во даёт! Ты чего, пацан, с луны свалился? — сказал Белобрысый и осклабился.
Остальные тоже так сделали.
Я, конечно, понимал, как я выгляжу со стороны со своими странными вопросами. Ну а что мне ещё оставалось делать?
— Нет, Тишка, он не с Луны — он с Марса! — сказал толстый в кепке «Спартак». — Ты на варёнки его глянь!
Все молча уставились на мои штаны.
— «Техасы»? — с завистью спросил мальчишка в застиранной куртке.
— «Дизель», — соврал я. Эти джинсы мне мама купила на китайском рынке.
— Чего дизель? — не понял Толстый.
— Ну, бренд такой.
— Фирма, что ли?
— Типа того.
— Свистишь! На барахолке брал?
— Штаны как штаны, — сухо сказал белобрысый Тишка. — Сегодня тридцатое апреля.
Он взял доску и стал прилаживать её к паровозу.
Мне как-то стало неловко. За свои джинсы, все в заклёпках и карманах. Хотя ещё позавчера они мне очень нравились. Зачем, спрашивается, мне столько карманов? Анатолию Вассерману они, может, для жизни нужны.
А мне зачем? Даже неловко.
Я посмотрел на мальчишек. Они вон вообще все в одинаковых синих костюмах с книжками на рукавах. В таких все гоняют в старых выпусках «Ералаша».
Но мальчишки уже не обращали на меня внимания. Они благоустраивали паровоз.
— Сюда приколачивай! Крест-накрест!
— Сбегай за клеем к Петровичу!
— Поролоном обтянем — самое то будет!
И так у них это дружно получалось, так у них работа спорилась, что мне тоже захотелось немного поблагоустраивать. Но я стеснялся попросить.
Кажется, Тишка это понял.
— Держи, — он протянул мне два гвоздя с молотком. — Сможешь сюда прямо прибить?
— Угу.
— Ну и отлично, — сказал Тишка. — Кстати, сейчас восемьдесят первый, если тебя это интересует.
— Чего восемьдесят первый? — тоже чегокнул я.
— Год. Тысяча девятьсот восемьдесят первый. Смотри только, палец себе не отбей!