— И как чувствует себя больной после процедуры?
— Прекрасно! — воскликнула Маргарита Алексеевна. — В том то и дело!
— Простите, но причем тут я?
Маргарита Алексеевна повертела в руках ложечку из-под варенья.
— Это очень странная история. Прямо-таки мистическая. Ни Белов, ни Мельниченко, ни Сазонова, присутствовавшие на дежурстве, не могут дать вразумительного объяснения. Они словно под гипнозом. Говорят, что привезли товарища Быкова с симптомами начинающегося расслоения аорты, и поскольку медлить было нельзя, решили немедленно вскрывать больного.
— Я все еще не могу понять, причем здесь я…
— Дорогой мой Леонид Дмитриевич, — доктор снова пристально посмотрела ему в глаза. — Иван Белов конечно врач перспективный, и возможно в будущем из него и выйдет маститый хирург. Но по сути, он ординатор еще… Поверьте, поставить такой диагноз, имея на руках только результаты ЭКГ, да еще в обстановке экстренного обращения… А потом ювелирно вскрыть грудную клетку непонятно под каким наркозом… И уж не знаю, как можно было умудриться снять давление с поврежденного сосуда и восстановить его стенки. И мастерски все зашить. Шрам то совсем маленький, словно катетер вводили, а не пилили грудину. Я и не поверила сначала, что пилили. Сделала рентген: Ребра четко рассечены, а затем зафиксированы. Четко видно, что на аорте заплатка из непонятного материала. А они при этом глазами хлопают, и на вопрос «как», лопочут что-то невразумительное. Я конечно не удовлетворилась подобными объяснениями. Нашла жену товарища Быкова. Так вот, она на радостях и поведала мне, что видела, как именно вы, Леонид Дмитриевич, входили в операционную вместе с бригадой. И были одеты в белый халат. А потом спустя час вы вышли, и тут же Сазонова с Мельниченко выкатили уже прооперированного Быкова. Кстати, это еще один вопиющий и неподдающийся объяснению факт. Час… Всего час.
Она постучала ложечкой по столу и отодвинула чашку с уже остывшими остатками чая. Глафира Петровна что-то буркнула себе под нос и навострила ушки. Очередной провал, подумал Четыре_пи. Второпях сделал поверхностное внушение работникам больницы, без подробного описания картины произошедшего. На допрос конечно я не рассчитывал, но стоило бы уделить внимание деталям. С другой стороны, как достоверно убедить реципиентов в том, что они не могут сделать в принципе. А тут еще и жена Быкова. Совсем упустил ее из вида. Теряю, теряю хватку… Два_ди_три бы меня по стенке размазал.
Четыре_пи вспомнил как месяц назад пришло уведомление с вызовом на междугородний звонок. Как через треск помех пришлось разговаривать с встревоженной женщиной и называть ее мамой, точно копируя тембр голоса, мирно сопящего в ТОПМ настоящего учителя математики.
— Ленечка, ну почему же ты не звонишь, не пишешь… У тебя все хорошо? Мы же с папой места себе не находим. Как устроился? Еле смогли достать твой адрес.
— Все хорошо, мама. Прости меня.
Он волновался в этот момент. Он действительно волновался. И само слово «мама» будило что-то. Вспомнилось детство, ровные ряды интернатских кроватей, белые стерильные полы и стены. Пустые… Неодушевленные. А тут в потертой пластмассовой трубке звучал мамин голос. Прости меня, мама. Мама, которой у меня никогда не было. Выпускник земного университета не мог забыть о родителях. А Четыре_пи непростительно забыл.
Маргарита Алексеевна терпеливо ждала. Молодец доктор! Ты поймала пилота разведчика второго ранга, отличника Академии, резидента инопланетной расы. Браво! Но у меня есть секретное оружие. Знаю, его зазорно использовать, но ты не оставляешь мне выбора.
Маргарита Алексеевна икнула, моргнула и с удивлением посмотрела вокруг.
— Глафира Петровна, а можно еще чайку?
33
После праздничного вечера в школе Четыре_пи позволил себе как следует выспаться. Новый год его уже порядком утомил. Поэтому даже во сне он радовался наступившим каникулам. Под утро жарко натопленная с вечера печь остывала, и приходилось зябко кутаться под толстенным пуховым одеялом, которое перед сном укладывалось в ноги. Вот и сейчас, зарывшись в одеяло с головой, и, надышав под ним приятное тепло, Четыре_пи старательно досыпал до рассвета. А светало нынче поздно, и значит можно было отпустить все внутренние будильники и просто наслаждаться неглубокой чуткой дремой.
В дверь осторожно постучали, и он, сладко поеживаясь, услышал предательский скрип половиц. Не раскрывая одеяла, запросил информацию о текущем времени. Ого, уже 10.30 утра. Пожалуй, это рекорд. Так поздно я еще не просыпался.
— Леонид Дмитриевич, — встревоженный голос Светы все равно звучал отчаянно нежно. — С вами все хорошо?
На всякий случай Четыре_пи не выказал никаких признаков пробуждения, все еще прячась под пуховым слоем стеганной ткани.
— Леня, — ее рука легла на одеяло. И это касание он скорее почувствовал, чем ощутил. — Леня… — беспокойство в ее голосе уже вибрировало.
Он позволил ей откинуть край покрывала, и тут же зажмурился от обилия хлынувшего в глаза света. Проморгавшись, Четыре_пи настроил фокус и увидел Светлану в ипостасях участия и тревоги. На ипостаси были натянуты серая кофта, синие трико и теплые полосатые носки. Именно эти толстые шерстяные носки внезапно притянули его… то ли красно-зеленые полосы в крупных катышках совсем не сочетались с трико, или наоборот — на фоне выскобленных, много раз крашенных полов, выглядели как раз органично… Четыре_пи поискал в них контуры пальцев и не нашел.
— Испугали вы меня, Леонид Дмитриевич, — Света обижено надула губы. — Сначала подумала, ушли вы с утра пораньше, потом вижу, одежда то висит в сенях. А я уже с дойки вернулась. А за вашей дверью тишина…
Теперь он увидел ее румяные щеки, наскоро заплетенную косу через плечо и розовый кончик уха, выглядывающий из-за пряди волос, почти прозрачный под беззастенчивым заоконным солнцем.
— Все хорошо со мной. Просто выспаться решил.
— Ну слава богу! А то я надумала себе невесть что. Страшилки всякие в голову лезли, — в грудном голосе Светланы затихало волнение.
— Например? — спросил Четыре_пи и нечаянно зевнул.
— Да, разные. Что плохо вам… Приступ сердечный… — торопливо проговорила девушка, словно отмахиваясь от недавних страхов.
— Свет, послушай, — он принял сидячее положение и опустил ноги на пол. — Хватит меня уже на «вы» называть. Будь последовательна.
— Неудобно как-то, — она виновато переминалась с ноги на ногу в своих нелепых носках. — Все время на «вы» срываюсь.
— Неудобно — это у тебя на ферме, — вздохнул Четыре_пи. — Кстати, председатель опять в область ездил с нашим рацпредложением. Там снова обещали рассмотреть. Может после нового года дело с места и сдвинется.
— Бюрократы они! Крючкотворы! — один из носков топнул по полу. — Они еще год будут обещаниями кормить, вот увидите!
— Тихо, тих, — поморщился разведчик. — Чего завелась? Не шуми… Если дело не сдвинется, то своими силами модернизацию произведем. Может не в полном объеме, но в любом случае, условия для работы будут получше.
— Да все и так хорошо, — сказала Света. — Вы поднимайтесь, Леонид Дмитриевич, я вам сейчас мигом завтрак соображу. А потом, если у вас особых дел нет, то вместе пельмени полепим. На Новый год у нас всегда пельмени.
Четыре_пи вдруг захотелось дотянуться до этого оттопыренного кончика уха и ущипнуть. Он даже сделал движение рукой навстречу, но наткнувшись на недоуменный ее взгляд, остановился. Рука замерла и опустилась.
— Волосы твои… поправить, — запнулся Четыре_пи.
Света машинально провела ладонями по волосам, в глазах появилось какое-то сконфуженное выражение.
— Нормально сейчас?
— Да, — с сожалением произнес он. Манящее ухо спряталось под русой тенью. — Так что ты там про пельмени говорила? Это блюдо в виде отварных изделий из пресного теста с начинкой из рубленого мяса или рыбы?
Четыре_пи знал, что ее забавляют подобные формулировки, и правда… Светлана широко улыбнулась.