— Когда привезли больного, я был с тобой больнице. Маргарита Алексеевна опоздала на пересменку. Ты сам все сделал, Ваня. Как ты мог забыть?
— Как я мог забыть, — горько усмехнулся Белов. — Да как я вообще мог это сделать. Я бы даже не диагностировал аневризму… Я ведь думал, что это инфаркт.
— Да, ты так думал сначала, а потом сделал ЭКГ, — словно растолковывал Четыре_пи. — Кардиограмма инфаркт не подтвердила. Ты предположил осложнение аневризмы…
— Я? — горько спросил Белов.
— Ты, — твердо ответил разведчик.
Где-то я крупно напортачил с внушением. Интересная реакция… Я ведь все сделал аккуратно. Даже потом синопсисы протестировал. Откуда пошел сбой? Что я не учел? Какие вводные упустил? Четыре_пи, который всегда четко и безукоризненно выполнял постановку нейрофизиологических иллюзий, был не на шутку озадачен. В больших полушариях коры головного мозга доктора разрывались искусственные связи, и сквозь наложенную паутину проступала реальность. Эдак он еще вспомнит мой манипулятор, с тревогой подумал разведчик. Проводить повторную психоблокаду было опасно, да и не хотелось. Поэтому все зависело от вполне правдивых аргументов.
— Ты, — повторил Четыре_пи. — Больше некому. Тебе помогали медсестры. Они подтвердят.
— Да уж, они подтвердили, — горько отозвался Белов. — Глазами лупают, как дуры. Думаешь, я у них не спрашивал…
— Ну кроме того, что лупают, неужели ничего конкретного не говорят? — Четыре_пи даже забеспокоился, ибо внушенная девушкам энграмма была составлена крайне тщательно.
— Говорят. Как будто шпаргалку зачитывают. А я прямо чую, не по-настоящему это все. Подвох какой-то…Чертовщина. Понимаешь, Леня… Я не мог сделать такой операции. И Марго не могла. Вообще в нашей больнице, даже если б профессор из области приехал, он бы и то не смог. Я бы и не поверил, что это вообще было. Но на рентгене свежая заплатка стоит. А разрез… смехотворный какой-то… Больше на укол похож.
Четыре_пи сел на соседний стул.
— Ваня, давай рассуждать логически.
— Давай, — Белов словно ухватился за надежду.
— В больнице из докторов на смене был только ты, правильно? Больного осматривал ты, так? Продиагностировал инфаркт миокарда, который не подтвердился электрокардиограммой. Сделал вывод, исходя из симптоматики, о возможной аневризме главного сосуда. Я ничего не упустил пока?
— Ну… допустим, — не очень уверенно, но с прежней надеждой согласился Иван.
— Далее, предположив, что началась фильтрация аорты, ты понял, что медлить нельзя. Никакие вызовы спецтехники, никакая эвакуация уже бы не помогли. Ты принял решение оперировать самостоятельно. Помнишь, как руки мыл?
Белов встрепенулся.
— Да, точно! Было… Помню.
— Ну вот. Поскольку ты знал, что я преподаю биологию и весьма в ней сведущ, то предложил мне ассистировать. Поэтому тебе кажется, что видел меня в операционной. Я действительно там был. Я помог тебе настроить обводную систему кровообращения. Мы ее из капельниц соорудили. Помнишь?
— Кажется да… — в голосе доктора зазвучало узнавание.
— После анестезии ты вскрыл больного. Причем сделал небольшой межреберный надрез, чтобы не травмировать грудину. Мы провели зондирование, блокировали аорту и осуществили протезирование расслаивающегося участка. Потом ты все зашил. Но чуть позже тебе стало дурно… Скорее всего сахар упал. Ты на ногах больше суток и плохо ел. А тут такая напряженная операция. Ты прямо сознание потерял. Наверное, некоторое помрачение от этого.
Белов заметно повеселел.
— Да точно! Все ведь так и было! Так вот оказывается какой я…
— Просто ты из тех людей, у которых во время критической ситуации просыпаются симультанные знания и навыки. Считай, что у тебя озарение случилось. Гордись.
Ваня несколько оторопело посмотрел на Четыре_пи, а затем опять просиял.
— Леня, чертяка, спасибо дружище, — он полез обниматься. — Прямо так легко стало! Как пелена сошла! Камень с души снял! — Белов радостно оглядел стол. — А чего вы так мало водки взяли?
***
Когда Кузнецов дорезал оливье, Ваня опять внезапно помрачнел.
— Не сходится. Слышишь, Леня… Не сходится.
— Что именно? — Четыре_пи поворошил на скворчащей сковороде мясо. Пахло аппетитно, но выглядело не очень.
— Чем я реконструировал аорту? Откуда взял протез?
Мда, все-таки придется внедряться. Иначе он потом опять прозреет. Попробуем это сделать ювелирно. Не рассказывать же ему про эндоваскулярные насадки на манипулятор.
- Ты сам все знаешь, — Четыре_пи посмотрел Белову прямо в глаза и закрепил блокаду. Доктор вздохнул и стал удивительно похож на человека, который только что проснулся.
— Леня, да как ты жаришь? Кто ж так жарит! Масло добавь! Сгорит же все! — обеспокоенно завопил он и подбежал к плите.
36
Вечер был удивительно тихий. Ни ветерка. И морозец в самый раз. Как раз для того чтобы зафиксировать эти плавные линии сугробов. И чтобы придать воздуху вкус какой-то первозданной родниковой чистоты.
Друзья несколько увлеклись проводами старого года. Поэтому его ухода даже не заметили. И Четыре_пи еще не решил, возвращаться к ним или нет. Он поудобнее расположил сверток с подарками в руках, сделал контрольный осознанный вдох и решительно заскрипел по снегу. Пора немного поработать Дедом морозом. Надеюсь выйдет все немного иначе, чем с одариванием друзей. Он невольно улыбнулся вспомнив, как они все трое выложили на стол по две пары совершенно одинаковых рубашек. Все- таки с ассортиментом в сельпо нужно что-то делать. Нельзя полагаться на предлагаемые расцветки. Например, на ТОПМ можно настроить синтезатор на производство новых текстильных принтов. А то скучновато глазам: горошек да полоски. И почему я раньше об этом не подумал. Но ведь все равно приятно. Первый раз мне подарок сделали. Теперь будет что в школе носить. А то ткани паршивые, быстро ветшают и застирываются. Эх, а какой у меня на Светоче гардероб пропадает. И когда я к нему вернусь.
Четыре_пи вдруг понял, что связь с кораблем потускнела и вместо натянутого троса теперь нить со слабиной. И что ему нравится дышать этим воздухом. Смотреть как в лиловом темнеющем небе из печей поднимаются вертикальные дымы. И этот снег… Удивительный снег. И где-то его ждет земная женщина, от которой так тепло в животе и груди. Нет, даже не тепло… а горячо и невесомо.
Но сначала нужно раздать оставшиеся подарки.
У крыльца дома, где жила Наталья Михайловна снег не чистили. К дому вела цепочка глубоких следов. Чувствуя как влажное и холодное набивается ему в короткие ботинки, Четыре_пи добрался до дверей и постучал. Сначала ему никто не отрыл. В недрах дома играла музыка, звучали какие-то оживленные голоса. Неужели гости, подумал разведчик и постучал громче. На этот раз послышались шаги, и дверь широко распахнулась, освобождая какие-то вкусные запахи, созвучия симфонического оркестра, чей-то смех и ее.
— Вы? — спросила она совсем не удивленно.
— Я.
— Проходите.
Ее волнистые волосы были как-то по особому уложены, ресницы подведены, а на губах блестела помада, не очень яркая. Она была в халате и в шлепанцах на босу ногу. И халат был короткий. Четыре_пи сглотнул и перешагнул порог. В прихожей он понял, что никаких гостей нет, и источником голосов является телевизор. А радио транслировало музыку. И все это как-то громко, словно в доме боялись тишины.
— Разувайтесь, а то сейчас с вас озеро натечет, — она сказала это мягко и очень уютно, и ему стразу стало тепло. Или это от жара натопленной печи…
Четыре_пи стянул с себя ботинки, смущенно покосился на промокшие носки.
— Здлавствуйте, дядя Леня, — из комнаты выглянул Кеша. Белая майка была ему великовата и заправленная в трикотажные колготки топорщилась на поясе. В огромных карих глазах светились настороженность и серьезность. И еще немножко надежды.
— Здравствуй, Иннокентий, — улыбнулся Четыре_пи, выбрав самую добрую из своих улыбок. — Я тут кое-что принес тебе.
Надежды в газах мальчика стало больше, он словно мысленно потянулся навстречу.
Четыре_пи развернул пакет и вытащил коробку с игрушечным грузовиком. Изделие на взгляд пилота второго ранга выглядело самым примитивным образом. Материалы, детализация и функциональность не выдерживали никакой критики, но предложение детского отдела в сельпо было ограниченным.
— Держи.
Кеша сделал несколько неуверенных шагов. Носки колготок немного сползли и волочились плоскими бордовыми пустотами.
— О, спасибо, дядя Леня, — мальчик принял коробку и с любопытством посмотрел на картинку. — Ой, теперь у меня две таких машинки.
Мда, с ассортиментом нужно что-то делать. Сначала рубашки, потом детский грузовик.
Наталья Михайловна хмыкнула и потрепала сына по голове.
— Кеша, я же тебе говорила переодеться. Смотри, споткнешься сейчас.
— Мы потом превратим машинку в настоящую, — пообещал Четыре_пи.
— Плавда? — глаза мальчика еще больше расширились и все остальное исчезло… Только эта вспыхнувшая, как заря на далекой Эоле, надежда… Интересно, а я смогу когда-нибудь так смотреть… Что мне мешает ТАК посмотреть. Ничего лишнего. Мальчик прозрачен… Его можно видеть насквозь, не применяя никаких психовизуализаций.
Четыре_пи присел на корточки, стараясь максимально уравнять рост с ребенком.
— Правда. Обещаю тебе. Я немного разбираюсь в машинках.
Надежду накрыла радужная пелена, и осталась чистая вера. Эмоции ловились как титры на древнем мониторе… Ясно, понятно, без искажений.
— Кеша, ступай, — сказала Наталья Михайловна.
Мальчик послушно кивнул и, бережно прижимая коробку к себе, исчез в другой комнате.
— Спасибо вам, Леонид Дмитриевич, — она звучала все также мягко и потому непривычно. — Но право, не стоило.
— Я так не считаю. Стоило. И еще как. — Четыре_пи вытянулся. Учительница без поддержки своих обычных каблуков сейчас еле доставала ему до подбородка. — У меня и для вас подарок, — Он не на шутку переживал, что кто-то ей уже подарил что-то подобное, и поэтому чувствовал какую-то кислую неуверенность. — Вот, держите.
Маленькая зеленая коробочка с духами «Наташа» с запахом неведомого амбре оказалась в руке Натальи Михайловны.
— Я подумал… — Четыре_пи сглотнул, — Что название очень подходит.
Девушка молча крутила коробочку в ладони, смотря куда-то в сторону. И молчала. И молчание это было затянутым, будто кинутый в колодец камень никак не мог долететь до дна. А Четыре_пи все ждал всплеска.
Наконец она открылась, и он различил оттенки хорошо спрятанной радости.
— А у меня для вас ничего нет, — сказала она, совсем не стараясь придать своему голосу виноватый окрас.
— Ничего и не нужно, — хоть и реакция была немного другая, чем он рассчитывал, последовало облегчение. — Сегодня ведь я Дед Мороз.
— Спасибо, Леня, — вдруг произнесла она совсем тихо. — Мне правда очень… приятно. Не ожидала…
И он вспомнил, что такой же взгляд только что видел у Кеши. Все открыто и ясно. И чтобы не испугаться этой ясности, спросил.
— А почему у вас тут все так громко?
— А, это баба Вера, наша хозяйка, — улыбнулась учительница. — Туговата на ухо. Вот и смотрит телевизор на полной громкости. Мы уже привыкли. Но, порой, невыносимо становится… и тогда бы сбегаем.
Как раз в этот момент в соседней комнате послышалось шарканье, и в проеме двери возникла сухонькая бабулька, согбенная годами и радикулитом, в очках с толстыми линзами, с широким цветастым платком на плечах.
— Здравствуйте, — вежливо и достаточно звучно сказал Четыре_пи.
Глаза за линзами мигнули, расширились и быстро просканировали пространство.
— Жених? — поинтересовалась она скрипуче, непонятно к кому обращаясь.
— Коллега по работе, — спешно заверила Наталья Михайловна. — Это наш учитель математики и физики Леонид Дмитриевич.
— Митрич, значит, — прошамкала бабуля. — А с виду жених женихом.
— Ой, что вы, баба Вера. Вечно вам женихи мерещатся, — Наталья смущенно посмотрела на Четыре_пи. — Мы просто друзья. Леонид Дмитриевич зашел нас поздравить с наступающим.
— Да, да, — Четыре_пи вдруг поймал себя на мысли, что оправдывается. — И вас, баба Вера, с праздником. Здоровья, благополучия…
— Здоровья давно нет, — бесцеремонно перебила бабулька. — С благополучием… Что это за слово такое… благополучие. Если про блага, так это одна пенсия. Ее государство выделяет. Да и вот, Наташка квартирантка, помереть не дает. Кстати, а чего ты гостя в дверях держишь?
— А это потому что я уже ухожу, — Четыре_пи опередил объяснения Натальи Михайловны. — Я на минутку забежал. Меня ждут.
— Кто? — без церемоний поинтересовалась баба Вера. Ее зрачки, увеличенные в линзах, казались жерлами плазменных пушек.
И все остановилось в ожидании ответа. Повисло. И тот же вопрос перетек в Наталью Михайловну и застыл в линиях ее расправленных и напряженных плеч. Четыре_пи хотел сказать, что ему нужно домой. Или что он бросил друзей на время. Но это была неправда, а неправду он не любил.
— Сорокина Светлана, — он произнес имя непроизвольно тихо, словно опасался потревожить ее где-то ждущую сейчас. И тут же заметил, как вздрогнули ресницы учительницы, как еще больше напряглись ее плечи.
— Ась? — баба Вера поднесла ладонь к уху.
Наталья Михайловна уже была прежней. Словно вырванной, вырезанной из текущей трехмерности. Чужой и неприступной. Королевой на троне среди пустыни.
— У Леонида Дмитриевича дела, — громко и ровно сказала она. — Спасибо за подарки. Спасибо, что зашли.
Четыре_пи будто споткнулся. И стал искать свои промокшие ботинки. Они стояли рядом, но он беспомощно шарил в другой стороне. А ведь я хотел у нее что-то важное спросить. Она должна знать. Она учит детей чувствовать, понимать… Все же наверное описано в этой самой литературе. Слишком по-человечески. Слишком многое я ощущаю, а должен игнорировать, пропускать, не касаться. И только лишь делать вид, что меня волнует что-то. Только лишь делать вид. Почему же я окунулся и не отринул… И стал всем этим. Почему я теряю контроль над пульсом…над координацией… Почему мне хочется провалиться сквозь этот скверный дощатый пол… И где эти чертовы ботинки?!
А она просто смотрела, как он их ищет.