Но когда Элли закончила школу, ее словно подменили. Беспокойство, тревога… Дочь могла сорваться среди ночи и уехать в горы… или на море. А потом неделю сторониться, отвечая односложно и тускло. Игнатьев надеялся, что это пройдет, и оно действительно прошло. Но немного не так, как он ожидал. Элли стала странницей. Она познавала мир, перемещаясь по нему как кузнечик. Искала, находила, пробовала на вкус и бросала, чтобы найти что-то более настоящее. Или кого-то. Поиски подлинного стали для нее навязчивой идеей. И в этом она была так похожа на мать.
А Наташа однажды сходила на йогу…
44
Пират вздрагивал в ногах, досматривая свои собачьи сны. Леонид Дмитриевич посмотрел на часы, взял телефон и покрутил его в руках. Поборол искушение позвонить сыну. Все равно он скоро будет здесь. А вот оно что… господин Белов.
— Алло… — надтреснуто проскрипела трубка.
— Здорово, старый хрыч, — Игнатьев специально состарил голос, включаясь в давно придуманную ими игру.
— От хрыча слышу, — Мда, переигрывает Ванечка. Больше на Бабу Ягу похоже. — Ты опять выглядишь лучше, чем я?
— Ваня, я всегда выгляжу лучше, чем ты.
— Яблоки там свои молодильные жрешь, небось? — проворчал телефон.
— А как же. Жру. Ты бы приехал, я б и тебе килограмм отсыпал.
— Ох, Леня, пока до тебя долетишь, яблоки уже не спасут.
— Ты еще оперируешь?
— Нет. Увы. Руки дрожат. Попытался в прошлом месяце, но все ассистирующим отдал. В расход меня, Ленечка, пора.
— Так вот и приехал бы, если ничего не держит. Чего там в ваших питерских болотах сидеть.
— Но-но, не трожь своими деревенскими лапами нашу культурную столицу…
— Да, слышал. Русская Венеция, город, воспетый Пушкиным, и так далее. Вань, давай не дури. Когда еще увидимся. Приезжай. Ну хочешь, я тебе билет забронирую?
В телефоне вздохнули.
— На рыбалку сходим?
— Конечно. По полной программе с бабами и водкой.
— Хе-хе. Ладно уговорил. Билет я сам как-нибудь. Если честно, действительно некуда себя девать. И…
Белов замолчал. А Игнатьев, уже зная, что тот скажет, улыбнулся.
— Я очень рад, что ты позвонил, Лёнь. Правда. Спасибо.
— Жду тебя, Вано. Как с билетом, решится, сигналь.
— Лады.
Леонид Дмитриевич отложил телефон. Примерно к обеду на него нападала легкая сонливость, и иногда он позволял ей брать над собой вверх. Он подложил под ноги пуфик и сладко зевнул. Над ближайшим кустом ромашек порхала бабочка. Она выбирала место для посадки, но что-то ее смущало. Ветер уже стих, и легким крыльям ничто не угрожало.
Внезапно неопознанная тревога кольнула и самого Игнатьева. И Пират вдруг резко проснулся, навострил уши и тихонько зарычал, всматриваясь в глубину сада.
— Тихо, тихо, малыш, — Игнатьев погладил его по холке, но Пират уже не на шутку скалился, приподнялся и напрягся.
Да что такое, недоуменно подумал Леонид Дмитриевич, что там может быть. И в этот момент инициировался протокол «свой-чужой» Коммуникационный имплант принял идентификационный сигнал. И тут же отправил на соответствующей волне свою аутентификацию. Воздух впереди замерцал, уплотнился, исказил цветы и деревья, а затем обрел форму и цвет
Четыре_пи_зед_восемь_игрек вдруг вспомнил свое имя. Его имя — функция. Функция слияния с тремя переменными. Слияния сред. Миров. Он даже не стал вставать. Все системы моментально пришли в готовность, будто не было никаких десятилетий бездействия. Будто просто кто-то щелкнул кнопкой, и все что он оставил давным-давно как ржавые доспехи, засияло на нем первозданной новенькой броней.
Прибывший был старше, чем он в свое время. Стальные волосы, почти сизого оттенка, высокие скулы, медная кожа, нахмуренный взгляд зеленых глаз. Костюм очевидно новой модели (даже сейчас, сбросив маскировку, последний все равно пропускал сквозь себя садовый ландшафт).
Пирата было не удержать. Пес бросился с места как огромный пушистый снаряд. Но тут же разбился, расплющился о невидимую стену, заскулил и поджал хвост. Знаю, малыш, неприятно… но он тебе не по зубам. Прости.
Гость прицел не сбил. Лишь бровь удивленно подернулась. Что для него собака…
Они обменялись церемониальными приветствиями. Со стороны могло показаться, что на веранде не произнесли ни звука. Собственно, так оно и было. Диалог шел в неслышимом диапазоне.
Его звали Девять_омега_ди_пять_икс. Функция определения финальных вероятностей. Специальное аварийно-поисковое подразделение разведфлота. Первый ранг. После потери сигнала со Светоча были предприняты неоднократные попытки восстановить связь. Но из-за флуктуативной активности в сингулярном переходе, попытки оказались тщетны. Для выяснения причин отказа систем потерявшегося корабля, управление разведки направило в предполагаемую точку аварии спасательную единицу.
— Я прибыл за тобой, Четыре_пи_зед_восемь_игрек.
Первый ранг, подумал Четыре_пи, у меня нет шансов. Никаких шансов. Даже не стану спрашивать, как он меня нашел. Наверняка после обнаружения Светоча, активировал систему квантовых взаимодействий. А я расслабился, надеялся, что уже не излучаю прошлого. Видно это не так просто: трансформация и слияние. Какая-то часть меня до сих пор летает между звезд. И все земное, мимолетное и проходящее, высыхающее на солнце как капли после дождя, тоже живет в моих порах. Не исчезает. И это последнее утро… Не зря я все вспомнил. Жизнь то прошла. Родные теперь смогут и без меня. Горевать долго не станут. Хотя Элли… А вот Наташка, так вообще не всплакнет: для нее я просто лишусь оболочки. Формально говоря, так и будет. Интересно, что они со мной сделают после расследования — деструкция или коррекция личности? Итог в принципе один — меня не станет. Ах, Ваня, отменяется наша рыбалка. И со старушкой Агнетой мне больше не побродить по Дроттнинггатан, и не услышать «Танцующей Королевы». Все ли дела я закончил? Я учил детей, занимался бизнесом и наукой. Но сам ведь ничего не открыл. Только себя. Только Родину. Только любовь. И этого достаточно. Мне не страшно улетать, уходить. Но почему-то все равно не хочется… Первый ранг. Мда, никаких шансов. Они знали, что второй бы меня не остановил.
Девять_омега ловил его мысли внешне бесстрастно. Одновременно адаптируясь к атмосфере и гравитации. Его плечи становились шире, кожа бледнела, нездешняя зелень глаз теряла яркость. Несокрушимая устойчивость позы сменилась более непринужденным положением. Костюм окончательно потерял прозрачность.
Птицы устроили веселую перекличку. Откуда-то в сад вновь пробрался ветерок, и розовые, белые, голубые, красные, зеленые лепестки и листья заволновались, закачались, и веранду накрыло волной летних ароматов. Обволокло. Ноздри Девять_омега непроизвольно затрепетали. Он в некотором замешательстве огляделся и протянул руку к облачку белоснежного пиона, который рос рядом. И в этот момент та самая бабочка, искавшая пристанища, села ему на запястье. И сложила крылья. Бархатные, нежные, невыразимо синие с золотыми всполохами. Рука гостя дрогнула, и бабочка, балансируя расправила свои паруса. И Девять_омега перестал дышать.
Со стороны лестницы послышались легкие шаги. В ритме «три четверти». Элли до сих любила спускаться вприпрыжку. И ворвалась как олицетворенная радость, в своем коротком банном халате цвета сирени, гладкая, сияющая, светящаяся…
— Папка, обедать будешь? — Она растирала еще мокрые пряди пшеничных волос махровым полотенцем, — Ой… у нас гости… — Последнюю фразу Элли произнесла очень тихо. Совсем-совсем не так, как вопрос про обед. Ее два океана распахнулись, словно хотели вобрать и объять.
А Девять_омега, все еще не дыша, теперь смотрел на нее. На нее всю. От влажных волос до босых ступней. И постепенно, будто моделируя майский рассвет, очень по земному краснел. А бабочка продолжала сидеть у него на запястье. Безмятежно и невесомо. А ветер медленно подгонял облака и волновал цветы.
— Я кажется нашла, — снова очень другим голосом сказала Элли. — Нашла.
И банное полотенце упало к ее ногам, свернувшись макушкой белого пиона. И Девять_омега наконец сделал вдох.