— И сколько ты им отмерял до исполнения приговора?
— Первоначально? Семьдесят пять лет жития. Правда, умолчал об этом.
— А если бы умерли? До такого возраста ещё дотянуть надо.
— На то и рассчитывал. Генку на север спровадил, вахтовиком, сам тут остался. Надеялся, позабудется. Его мать ещё несколько раз приезжала, но уже не так свирепствовала. Успокоилась. Или поумнела. Напоминала про зарок, однако больше по старой памяти, чем действительно смерти жаждала. Когда Гена умер, она ещё живая была. Успела к самым похоронам. Тихонечко у сыновьего изголовья постояла, простилась, местные на неё и внимания не обратили. Имущество обсуждали, кому что достанется. Прямо у могилы переругались... А она в гроб мой ошейник засунула. Вечером, перед отъездом, вызвала меня и напомнила про клятву. Про проклятие сообщила, наложенное на ошейник. Смысл прост. Если хоть одна из сестёр умрёт без отмщения, то я... Знаете, она так и не придумала, чем наказать. Сердцем закляла. Я почувствовал. Что-то страшное... — косая усмешка покорёжила маленькое лицо. — Морозно говорила, как последнюю волю излагала. Считала, что из-за этих сестриц у её сына семейное счастье не сложилось.
— Ну а ты? — с несвойственным ему сочувствием подтолкнул рассказчика боярин.
— Честно ответил, что не хочу смертей. Просил забыть, отступиться. Упирал, что девкам и так чуть-чуть осталось. Покаялся в старом обмане, про то, что о семидесяти пяти годах не признался, о надеждах своих, что всё позабудется. Но старые люди упрямы, да и подкосил её уход Геннадия... Она настояла. Отвертеться я не мог. Слово дадено, нарушать нельзя.
— Почему? — не понял Иванов. — Как я вижу, все Гашковы умерли. Ты никому ничего не должен.
— Потому что они были моей семьёй. Я — последний из них. Других Гашковых-Охольских нет.
У инспектора перехватило дыхание. Он, на долю секунды, представил на месте Фёдора Машку, припомнил всю ту заботу, всю ту родную нежность, которыми кицунэ старалась наполнить каждый миг его жизни, и внезапно для себя осознал: «А ведь она тоже бы сдержала слово. Наплевав на всё».
Грёбаная евгеника... Повыводили ронинов(*).
Мотивация домового всё более становилась объяснимой.
— И один чёрт попробовал всех обмануть. Рискнул дать Жижиным дотянуть до старости. Они замуж повыходили, детей нарожали... Женщины дотянули до семидесяти пяти каждая? — задержанный нехотя кивнул. — А потом сделал то же самое, что и сёстры. Они должны были догадаться, что им подкинули... Но не смогли. Не заметили или забыли.
— В общих чертах — да. Бездействовать я не мог, но зеркально вернуть — вполне. Дал шанс... Заметила бы Людка соль — выжила бы. Так честно.
— Сколько той старушке надо? — саркастически протянул Иванов.
— Мало, — не стал спорить Фёдор. — Но и соль применялась в разы слабее, чем она приносила. Я же заговаривать не умею, пропитывал от своего ошейника. Он совсем выдохся, даже меня практически не держит.
— Для того и куриц украл?
— А для чего же ещё? Обе сестры из Рахматово съехали. Приезжали изредка... постоянно караулить их я не мог — цепь всё же держала. О приезде Людмилы случайно узнал, когда в очередной раз к её родне наведался. Пришлось спешить, наследил. Тушки неподалёку выбросил. Надеялся, лесной хищник избавиться от них поможет. И плитку замыть не успел... С Зойкой — проще. Она своих загодя по телефону предупредила про то, что погостить собирается. Там только и разговоров в доме было о любимой маме да горячо обожаемой тёще. Тут уже полегче пошло. И кур спрятал получше, и птичек одалживал не в Игнатовке... Почему вам добровольно сдавался, объяснять?
Серёга отмахнулся.
— Цель выполнена, а гордость не позволяет от возмездия бегать... Ты зачем меня ложкой бил?
— А ты зачем пинался? — вопросом на вопрос ответил Фёдор. — Я никого не трогал, мирно соль собирал.
— В межплиточные швы для лучшего контакта с землёй засыпал?
— Сам знаешь... Сзади, по голове, для чего ударили? Я же не убегал.
Фрол Карпович заинтересованно напряг слух, намереваясь с оказией проверить подчинённых на соответствие занимаемым должностям.
— Ты — подозреваемый в совершении тяжкого преступления, — с прохладцей объяснил Иванов. — Вдруг у тебя нож в кармане припрятан?
По одобрительному покачиванию седой начальственной головы друзья догадались, что превентивная мера встречена с одобрением и пониманием.