— Повторяю вопрос. И лучше тебе, отец, меня убедить, иначе сдам тебя караулу и будешь еще дольше на глупые вопросы отвечать. Кто такой? Как сюда попал?
— Хорошо. Вот же нервический ты. Патруль нам с тобой друг друга понять не поможет. Нам с глазу на глаз говорить нужно. При них я ничего не скажу. Тем более, что сам до конца не всё понимаю.
Было видно, что гость не нервничает от близости патруля и не делает никаких попыток ни убежать, ни атаковать. На открытом морщинистые лице отражалась лишь досада на то, что его не хотят услышать.
— Отец, ты может и хороший, — смягчился Колун, — но и ты меня пойми. Вокруг война, люди с ума посходили. А у меня масса дел. Не могу я, как депутат поселковый с каждым пришедшим по душам беседовать. Правда, дел невпроворот.
— У Бога для тебя, мил человек, похоже другое дело, поважнее. Для тебя и ученика твоего Башкира. И дело это далеко, в Сибири. Крепость у горной гряды. Там твой настоящий враг, — огорошил монах и вмиг замолк, когда в хату ввалились три бойца из караула.
— Товарищ полковник! По вашему приказанию, — вскинул руку под козырёк старший караула.
— Понял, понял, — остановил его жестом Сергей Иванович. Он секунду пытался разглядеть что-то в бесстрастном сейчас лице монаха. Но тот умолк и, похоже, решил полностью отдать себя воле полковника, ничем не помогая тому принять решение.
Человек с улицы не мог знать про Башкира. А знать про его сны об укрепрайоне под горой не мог ни один человек в принципе. И это либо была жесткая провокация и утечка, либо совершенно иррациональная ситуация. Но также это мог быть и ответ на все вопросы, которые разрывали голову Колуна последние недели.
— Как обстановка по периметру? Ничего странного не замечали? Подозрительного? — обратился Дуванов к бойцу.
— Никак нет, товарищ полковник, — старший караула покосился на тихо стоящего в стороне монаха, — все в порядке, без происшествий. Минут двадцать назад «птичку» видели. Шла с северо-запада в сторону Грушинского блокпоста. В центр доложили, что бы там к возможной миномётной атаке готовились.
Недавно Дуванова, в связи с ухудшением обстановки, снова перевели из Новочеркасска на фронт. Полк стоял на одном из самых напряжённых участков. Вернее, напряжённым он был несколько месяцев назад. Теперь же с наступлением хаоса, движения фронта практически прекратилось. Скорее всего, командование с обеих сторон выживало какой-то определённости. Тем временем личный состав с обеих сторон постепенно расползался в неизвестных направлениях. В строю оставались либо самое верные долгу, либо те, кому некуда было сбегать. Не было ни домов, ни семей, о которых стоило позаботится. Но тем не менее фронт стоял и противники нет-нет, да и постреливали по позициям друг друга, перед этим осмотрев вражеские окопы с помощью дронов. Обычно, после того как над опорниками или расположением пролетали птички, через некоторое время пять-шесть раз отрабатывал 120 мм миномет, поэтому все знали: увидел «птицу» — займи укрытие.
Было очевидно, что ничего про старика патрулю неизвестно. Значит либо он классный диверсант и проник на территорию части незаметным, либо…Обучение патрулей и контроль их работы Колун проводил сам, видел, что ребята толковые. Бестолковые в его части не задерживались ни на каких должностях.
— Свободен, лейтенант!
Следующие пару часов он слушал рассказы отца Евгения. Переспрашивал на автомате, пытаясь поймать на лжи, настолько странным было то, что тот говорил. Вернее, не столько странным, сколько пугающим. Пугало то, что масштаб и причина происходящей в мире смуты стали проявляться. Но были они настолько необычными, что проще было объявить себе, что старик врёт, либо сошёл в ума. Но монах был совершенно адекватен, незаметно для себя самого проходил все скрытые тесты полковника и не путался в своих показаниях даже в мелочах.
Информация, или как говорил дядя Женя, откровения, приходили к нему как во время сна, так и в периоды бодрствования. И еще во время молитвы. Иногда он как бы присутствовал при чьем-то разговоре, иногда становился свидетелем какой-то сцены, а случалось слышал голос обращённый к нему. Отдельные фрагменты общей картины становились ясными сразу, некоторые повторялись неоднократно, но оставались непонятыми. В какой то момент монаху стало понятно всё, он знал куда ему отправляться и что делать.
«Из темноты пространства, окружающего землю, явился могущественный демон. Своей силой он пытается как туча накрыть и земную твердь, и бурные воды земного океана. И хочет в темноте, окутавшей мир создать себе армию потворников, которые преумножат его мощь.»