Выбрать главу

Николай Василич и виду не подал, что он Николай Василич. Он спокойно лежал, как может лежать в рогатых васильках поваленная берёза.

Русачок-Травник вспрыгнул на Николай Василича и, устроившись у него на спине, почистил лапой свои усы. Потом слез на землю и вдруг увидел пушистые малиновые цветы. Обнюхал каждый цветок, пролез через дырку в заборе и скрылся.

Тут уж Николай Василич зашевелился, потому что он был всё-таки не поваленная берёза, а живой человек. Но только, конечно, особый человек - по которому зайцы "пешком" ходят.

ОРИОН

Ни весною, ни летом не выходит на небо Орион.

Да ведь летом и без Ориона неплохо: тепло, на деревьях листья и цветы.

Осенью, когда наступают долгие и тёмные ночи, наконец-то восходит Орион.

Три звезды, наклонённые к земле, это - пояс Ориона, на котором и висит его меч. Четыре звезды по бокам - его руки и ноги.

Орион - небесный охотник, и за ним идут по ночному своду два верных пса - Большой и Малый. А где-то внизу, под ногами охотника, спряталось маленькое созвездие - Заяц.

Не знаю почему, но мне в моей жизни важнее всего Орион.

Сколько в небе созвездий! И Большая Медведица, и Северный Крест, и Волосы Вероники, а я всё жду, когда же появится Орион.

Нетрудно подождать два часа, если ждал целое лето.

Вот пройдут два часа, погашу в комнате свет и увижу в окно, как горит и сияет над нами вечный небесный охотник - Орион.

СИРЕНЬ И РЯБИНА

Мне кажется, что сирень и рябина - сестры.

Сирень - весенняя сестра.

Рябина - осенняя.

Весной - за каждым забором кипящий сиреневый куст. А плодов у сирени и нет никаких, так, стручочки ржавенькие.

Рябина тоже весной цветёт, но какие у неё цветы?..

Никто их не замечает. Зато уж осенью - за каждым забором рябиновые гроздья.

Кисти сирени и гроздья рябины никогда не встречаются. Кто думает весной о рябине?

Кто вспомнит осенью сирень?

Редко, очень редко вдруг в августе снова зацветёт сиреневый куст. Будто хочет поглядеть - хороша ли нынче рябина?

Срублю себе дом и посажу у крыльца сирень и рябину.

Справа - сирень, слева - рябину, а сам посерёдке сяду.

ПЫЛШЫКЫ

- Пылшыкы пришли, - сказала Орехьевна.

- Кто? - не понял я.

- Ты что, оглох, что ли? Пылшыкы.

"Что за жуть такая? Что за пылшыкы?" - подумал я и выглянул в окно.

По деревне шли два здоровенных мужика в телогрейках, перепоясанных верёвками, за которыми торчало по топору. Один нёс на плече двуручную пилу.

- Эй, матки-хозяйки, - сипло покрикивали они, - кому попилить-поколоть?

- Спасибо, батюшки пылшыкы-колшыкы, - отвечали хозяйки, - всё попилено-поколено.

- Сейчас весна, - говорили другие, - на лето много ли надо дров? Осенью приходите.

- Жалко пылшыков, - сказала Орехьевна. - Работы нету. Ладно, пускай у нас пилят. А я им картошки наварю. Будете за картошку пилить, батюшки пылшыкы?

- За картошку попилим, за капусту поколем, - торговались пильщики.

Полдня возились они и ладно работали, попилили-покололи у Орехьевны все дрова. Сели картошку есть с квашеной капустой.

- Я уж вам капусту постным маслом полью, - хвалилась Орехьевна.

Долго ели пильщики, а потом полезли на сарай и легли на крыше передохнуть.

- Пылшыкы на крыше спят! Пылшыкы на крыше спят! - кричали ребятишки, бегая под сараем.

- Эй, пылшыкы! - кричали им прохожие. - Вы чего это на крыше спите?

Пильщики не отвечали. Им, видно, с крыши не было слышно.

- Пригрелись на солнышке - вот и спят, - отвечала Орехьевна. - Сейчас весна, самое время на крыше спать, на земле-то - сыро.

- Да ты бы их в доме положила.

- Вот ещё! Может, им и перину вспучить?!

Отдохнули пильщики и пошли в другую деревню пилить-колоть, а я полез на крышу, на их место.

Хорошо, тепло было на крыше. Пахло старыми сухими досками и почему-то мёдом.

"Да, - думал я, задрёмывая, - не дураки были пильщики. Наелись картошки - и на крышу!"

ШАТАЛО

Пошла по воду Орехьевна, но тут же воротилась.

Грохнула в угол коромыслом, брякнула пустыми вёдрами.

- Ну, аньдел мой, сам иди!

- Что такое?

- Он опять сидит.

- Кто?

- Шатало чёрное.

- Ну и что? Сидит, никого не трогает.

- Ну да! Не трогает! Я только к колодцу, а он передо мной дорогу перебежал.

Я взял ведра и пошёл к журавлю-колодцу.

В белой рубашоночке, которая сияла из-под чёрного костюма, Шатало и впрямь сидело на дороге.

Заприметив меня, Шатало выгнуло дугой спину, томительно потянулось и сказало: "Мррру я, мррру..."

- Врёшь - не умрёшь, - сказал я, - сиди спокойно, дай воды набрать.

"О, мррру я..." - ответило Шатало и, лениво поднявшись с места, пересекло дорогу перед моим носом.

Волей-неволей я остановился - переходить Шаталью тропу не хотелось. С другой стороны улицы Шатало внимательно глядело, что я буду делать.

- Плевать я на тебя хотел, - сказал я, - не верю в кошачьи приметы.

И я пересек невидимый путь Шаталы и пошёл к журавлю-колодцу. А колодец у нас и вправду чистый журавель. Так всегда наклонится, что достанет носом в самую середину земли. И всегда принесёт воды чистой, сладкой, средиземной.

Повесил я на нос журавлю ведро, нырнул журавель в глубину земли, а вынырнул без ведра.

- Тьфу ты пропасть... провались. Ну, Шатало!..

Оглянулся я - а Шатало сладко потягивается.

"Мррру я, мррру..." - мрёт от удовольствия.

Сбегал я домой за "кошкой", привязал её к носу журавля. Шарил-шарил в глубине земли - нашарила "кошка" ведро. "Кошка"-то моя - это три стальных крюка.