– Ты чего, старый, до сей поры жалеешь, что не до конца распробовал?
– Сама-то как думаешь? Любил я её пуще жизни. Не простила.
– Разнылся-то чего? Жизнь – процесс соблазнительный, но разный: когда сладко, порой тошнёхонько. Нет в ней системы, нет смысла, нет и предназначения. Вода, к примеру, течёт себе и течёт, потому, что иное природой не предусмотрено. Представь на секундочку, что она взяла и задумалась – почему да зачем так-то поступать, к кажному камешку приспосабливаться? То-то и оно – бардак и неразбериха выйдет. Думаешь, у меня всё гладко по жизни было? Всякое случалось. И любовь первая тоже, между прочим, очень даже проблемная была. На, смотри, вены себе резала, потому, как дурёха была.
– А то я не понял, когда женихался, что ты за меня как за соломинку ухватилась. Только я не любопытный.
– Ах ты, шпычёк недоделанный. Соломинка, твою девизию! Ладно, проехали. Дальше сказывай.
– С той поры всё под откос. Думал – не выживу, так она мне люба была.
– Не перескакивай. Про любовь давай. Ревновать не буду: позднёхонько метаться. Да и не соперница она мне ноне. В моей постели почиваешь, мои титьки мнёшь. От судьбы не уйдёшь.
– А как обижусь… да уйду? Брошу всё, отпущу себе бороду…
– Ой, испужалась! Кому ты облезлый кобель надобен, коли ни одного дела до конца довести не могёшь! Рога-то и те еле носишь.
– Какие такие рога!
– Сдуру брякнула! Не было ничего, не бы-ло. Не томи. Про Лизку дальше сказывай. Меня интимные подробности интересуют. Чем она тебя взяла? Как она в постели-то? Сладкая была девка, сочная, так ведь?
– Коли и так! Не чета тебе. С ей у меня всё как нать получалось, с первого разу. И деталька та редкостная на нужном месте оказалась.
– Были когда-то и мы рысаками, – хохотнула Дарья, смачно чмокнув супруга во вспотевшую от недавнего возбуждения лысину, – не то, что нынешнее племя. С давлением и одышкой.
– Не сумлевайся, были. И окромя тебя кобылицы водились. Не одну тебя объездил да стреножил. Никто не жалобился. Я завсегда с аппетитом жил. Водочку любил… женщин… красивых и разных.
– Про полевых жён и случайных любовниц опосля расскажешь. На выдумку ты мастак.
– Ну, слушай, коли так. Колючая она была, точнее, неприступная. Год с лишком я за Лизаветой хвостиком бегал. На людях она меня подпускала, а чтобы наедине остаться – ни-ни. Я её измором взял. Разбирался тогда со всеми, кто бы к ней не подступался, мордобоем. Видно привыкла ко мне помаленьку, освоилась. Под руку брать позволяла, за талию держать.
В тот раз, только не смейся, коли хочешь, чтобы как было, без утайки рассказал. Мне самому тот груз носить в себе тяжело и больно. Хоть тебе исповедуюсь.
– И то верно. Должна же я понять, что это было. Может, ты со мной живёшь, а её любишь.
– Остались как-то раз мы наедине. Вечерело, сумерки спускались, но ещё видно было. Мы за зернотоком гуляли в дубовом перелеске. Прижал я Лизку к деревцу, хоть и робел.
– Вдул-таки!
– Не хами. Мы тогда дитями были: чистыми, непорочными.Не представляешь, что творилось со мной. А как она на меня смотрела! Сложно сказать, чего в том взгляде было больше – любопытства, тревоги, любви, желания, страха. Я сам дрожал как осиновый лист.
Шелковистые волосы цвета майского мёда, невесомо рассыпанные по плечам, краса её выразительного облика и девичья гордость, при попытке приблизиться щекотали мой нос и нервы. Подобраться к губам сквозь густые кудряшки было так сложно. Я же ещё никогда, ни с кем. Первая Лизка у меня была. Первая.
Как я боялся, что что-то может пойти не так, что я неловок, а она не готова вполне к такой близости. Вдруг рассердится, вдруг убежит!
У неё влажно блестели глаза, на шее выразительно пульсировала трепещущая жилка, просвечиваясь сквозь прозрачную кожу…
– Понятно! Не то, что я, квашня. Лизка твоя – тонкая и звонкая, принцесса прямо. Так и мне не семнадцать лет. Посмотреть бы на неё сейчас. Небось, та ещё моделька – поперёк себя вдвое шире. Или глиста в скафандре. Ты какую предпочитаешь?
– Всё, дале ничё не скажу. Я ей про романтику, про первую любовь, она мне про целлюлит и обвисшие титьки.
– Ладно, молчу. Выкладай уже свои мемуары. Прозрачная, так прозрачная. Не удивил. Сама такая была, только тебе тогда не досталась. Другой парубок заместо тебя первую пробу снял. Может я того слаще была. Всё, больше ни слова поперёк не скажу. Хочу про большую любовь.
– Короче, пульс у меня ламбаду танцевал, руки-ноги тряслись. Пробный поцелуй – то ещё испытание. Лиза чувствовала, понимала, что должно произойти. Она и дышать перестала в пугливом ожидании. Если со мной творилось такое, представляю, какие эмоции пережила она.
– Ну…
– Чё, ну-то! Я, если честно, чувствовал себя не охотником, а жертвой. Лизка напряглась, глаза зажмурила, выдохнула, словно нырять надумала, губёшки сжала, дрожит. А я не знаю, как пристроиться, как голову повернуть, чтобы куда нать попасть.
– Это чё было-то? Ну-ка целуй… чего тут мешать-то может? Губы – они и в африке губы. Чего втираешь-то мне! Не изображай мальчика одуванчика. У меня тоже был первый раз. Ничего такого не припомню. Правда, мне сразу не особо понравилось. Облизал, обслюнявил. Потом распробовала. Ты к каким губам-то пристраивался, болезный?
– Дура глупая, какое мне дело до того, как тебя соблазняли и облизывали! Меня там не было и слава богу. Хотя, судя по всему, не он тебя – ты его испортила. Представь себе – я не такой как у твоего отца дети, вот!
– Надо же – обиделся! А ничего, что я про твою любовницу сказку слушаю, что это как бы диверсия, шантаж и провокация в одном флаконе? Тоже мне, чудак на буку М нашёлся. Всё у тебя не как у людей. Губья найти не может, а туда же.
– Да пошла ты!
– Прости, прости, Женечка. Не хотела тебя обидеть. Продолжай. Я вся внимание.
– Настроение пропало.
– А вот я тебе его сейчас подыму. Ох-ох, живёхонек солдатик: шеволится. Да какой важный-то. Сейчас мы тебя реанимируем, жизнь вдохнём. Вот так, вот так…
– Не тронь, чучело похотливое! Это не про любовь, это… как бы принуждение.
– Знаю, знаю, хорошенький мой. Не бабье это дело. Расслабься, мужчинка моя. Лежи, не барахтайся, сама всё как нать сделаю. Ты у меня самый сильный, самый сексуальный. Вот и чудненько. А ты говоришь купаться. Мастерство не пропьёшь.
– У-у-у!!!
– Потерпи, любый мой. Сейчас мы его и стрелять заставим. Вот и молодец, вот и умничка. Рыба снулая… какая же я рыба. Горлица я, сирена. Ну-у-у… понравилось?
– Не скажу!
– Хватит дуться. Про Лизку хочу слушать. Без утайки. Сама подружака раскрылась или уговаривать пришлось? Я так понимаю, что под тем дубом ничего интересного не было. А когда было?
– Догадливая! Знамо – было. Целовались… часа два без передыха. Может боле. На следующий день мне ейный батька чуть ноги не выдернул. Зато Лизку словно подменили. После того свидания не я за ней – она за мной как цыпа за курочкой бегала. А целоваться я научился. Ещё как.
– Целоваться, целоваться. Баловство одно. Расскажи как в первый раз того… по взрослому.
– Не хочу. Это интимное, личное, о таком грех трепаться.
– Всё же было!
– Было – не было… быльём поросло. Мне вот тоже любопытно, тебя-то кто распробовал, как это случилось? С картинками или без?
– Сперва ты колись. Уговор дороже денег.
– В следующий раз.
– Не расскажешь – следующего раза вообще не будет.
– Ага, можно подумать, спрашивать стану. У меня в паспорте штамп стоит – ты по жизни обязана ноги раздвигать… по первому требованию. У меня абонемент… бессрочный.
– Покажи!
– Чего именно?
– По какому такому закону я тебе чем-то обязана? Я женщина свободная.
– По семейному кодексу.
– Облезешь! Нет у тебя такого права. Захочу – дам, не захочу – пошлю куда подальше.
– Рискни, попробуй.
– На что это ты намекаешь! Сильничать будешь?
– Коли и так! Кто мне запретит бабу свою как следует отыметь!
– Рыбу что ли снулую? Показывай, хвастайся. Чем иметь-то будешь, не этим ли снулым приспособлением? Я валяюсь!
– Давай на спор! Обработаю как бог черепаху, со всех сторон. Пощады не проси!
– На интерес не буду.
– Пенсию на кон ставлю… и мужское достоинство.
– Жрать чё будешь? Я тебя голодранца кормить не нанималась. С достоинством и вовсе беда.
– Удочки продам. Нет… Маньке, соседке, по хозяйству помогу. Она добрая – накормит.
– И усыновит, и приголубит зараз. Ловлю на слове – обедов не спрашивай. Сильничай, маньячина. Пенсию на стол!
– На кой леший столько деньжищь тратить-то собралась?
– Сапоги куплю… бельё интимное, дикалон-духи.
– Насмешила! Кружева размером с парашют. Кому предъявлять такую красоту собралась? Мне ты и без трусов нравишься.
– Сам сказал, за язык не тянула. А то – Лизка, Лизка. Приземляйся уже. Я твоя Лизка с мокрой пи…
Тьфу, раззадорил-таки, старый развратник, разбудил во мне зверя. Ну, держись!