Тихо фыркнув от отвращения, Бардас Лордан перебрался через тело убитого - кориандр, - чувствуя под ладонями и коленями мягкую, уступчивую плоть щек и живота мертвеца. Он принюхался, как выискивающий добычу хорек, прислушался - деревянная подошва чиркнула по камню, почти рядом, но все же не совсем - и, вытянув руки, скакнул вперед, отталкиваясь по-заячьи ногами. Неведомое чувство подсказывало, что враг близко, что между его подошвами и лицом Бардаса лишь несколько дюймов. Напрягшись, он прыгнул вперед, скорее по-лягушачьи, чем по-кошачьи, и грузно хлопнулся на чью-то спину, вдавливая локти в лопатки жертвы.
И что теперь?
Конечно, Бардас не имел никакого представления о том, где находится. В своих тоннелях он мог бы без труда найти дорогу назад: в его мозгу запечатлелась схема всего этого улья с галереями, переходами, ответвлениями, которых он никогда по-настоящему не видел, но которые тем не менее знал вполне интимно. Ему даже не нужно было вести счет, пробираясь по той или иной шахте, чтобы знать, где находятся ворота или где кончается переход и начинается галерея. Он просто знал все это, как фокусник знает, где и что у него спрятано. Но здесь, в чужом лабиринте, пахнущем кориандром, Бардас не знал ничего. Темнота здесь была настоящим мраком неведения, он ощущал низко висящий потолок и давящие с обеих сторон стены, как будто впервые остался без света.
Здравый смысл, здравый смысл.
Если это галерея - а она слишком широка и высока, чтобы быть всего лишь боковым ходом, - то вероятнее всего где-то она восходит на поверхность. Остается вопрос: в какой стороне этот выход, и в какую сторону он, Бардас, вообще-то хочет идти. Разумеется, его главная задача избежать встречи с врагом, но только не в том случае, если, следуя этой логике, он углубится в совершенно незнакомую, чужую территорию. Насколько мог судить Бардас, единственным местом, где его тоннели соединялись с вражескими, была та дыра, из которой он только выполз. Так что этот путь отпадал. Двигаясь вперед - в любом направлении, - он рано или поздно наткнется на военный лагерь либо на рабочую смену, и тогда даже он не сможет перебить всех.
Обычно сначала умирают... Если бы только почувствовать свежий воздух... Тогда бы он знал, где находится подъемная шахта. Но Бардас - как ни принюхивался - ловил только застоялый, въевшийся во все аромат кориандра и тяжелый запах крови на своих руках и одежде. Если не принять решения, если не сделать что-то прямо сейчас, то его охватит парализующий страх. Бардасу встречались люди в таком состоянии - прижавшись к стене, они закрывали уши руками и покорно ждали, не имея сил даже шевельнуться.
Влево, он пойдет влево, потому что если бы он находился в своих тоннелях, то путь к шахте-подъемнику был бы направо. Логика, конечно, небезупречная, но не слышно, чтобы кто-то возражал. Зачем идти к шахте-подъемнику, Бардас и сам не знал. Даже если допустить, что ему удастся забраться в корзину для мусора и незаметно подняться на поверхность, он все равно окажется во вражеском городе. Грязный, заляпанный кровью чужак, промаринованный в совсем других травах и специях. Но если идти вправо, то что тогда? Можно предположить, что он доберется до конца ответвления, в том месте, где они устроили камуфлет. Если удастся сделать круг и не напороться на людей, пахнущих кориандром, то в худшем случае он снова вернется в ту же самую галерею с этой стороны обвала и снова окажется в ловушке. А если повезет...
Итак, выход один. Вправо, и будь что будет.
- Это один из тех самых моментов, да?- произнес голос за спиной.
Лордан прекрасно знал, что того, кому принадлежит этот голос, здесь быть не может. Его не было уже несколько лет.
- Это ты мне скажи, - ответил он, понижая голос до шепота. - Ты же считаешься знатоком.
- По крайней мере так говорят мне люди, - грустно сказал голос. - Я всегда сравнивал себя с человеком, который купил очень дорогую новую машину, но не знает, как она работает.
- Ну, - ответил Лордан, - в любом случае ты знаешь об этом больше, чем я.
Голос вздохнул. Это был не настоящий голос, а выдуманный, рожденный фантазией, как те голоса, которые часто слышат дети.
- Думаю, это один из тех моментов, - повторил он. - Судьбоносный выбор, момент истины... это правильное выражение? На протяжении тридцати лет я говорил о таких вот моментах истины и до сих пор не знаю, что это означает. Пик судьбы? Перекресток? Развилка? Очевидно, Закон просто не может функционировать без таких вот моментов.
- Ладно, - пробормотал Лордан, протискиваясь в узкий лаз из-под отодравшейся доски, - пусть будет момент истины. Делай что хочешь. И если не возражаешь, я буду делать то, что уже делаю.
- Ты всегда был скептиком, - заметил голос. - Не могу сказать, что виню тебя за это. Я и сам многому верил и даже написал книгу.
Лордан вздохнул:
- Когда ты был настоящим, то не был таким занудой.
- Извини.
Рано или поздно все слышат воображаемые голоса. Некоторые слышат голоса карликов и гномов, доброжелательных существ, предупреждающих о проседаниях, обвалах и скоплениях горючих паров. Другие слышат голоса умерших родных и друзей. Кое-кто слышит голоса жертв: убитых, изнасилованных, искалеченных. Одни выставляют им блюдца с молоком и хлебом, как делают для ежей дети. Другие начинают петь, чтобы заглушить голоса, или кричать на них и ругаться, пока они не уходят. Некоторые проводят в беседах с голосами долгие часы, находя, что это помогает скоротать время.
Все знают, что они нереальны, что на самом деле их нет, но в шахтах, где всегда темно и где каждый, реальный он или нет, представляет собой только голос, люди быстро расстаются с догмами насчет того, что существует, а чего не бывает. Так или иначе, Бардас Лордан слышал голос Алексия, бывшего Патриарха Перимадеи, с которым был знаком когда-то давно и который, по всей вероятности, сейчас уже числился в мертвых. Впрочем, о чем говорить, если здесь живые погребены под землей, а мертвые кормятся хлебом и молоком, как инвалиды.
- На твоем месте, - сказал Алексий, - я пошел бы налево.