Подобные примеры, показывающие, что категория «сознания» как рабочее понятие чужда современной нейрокибернетике, логически не связуема с абстракциями, которые это направление ввело в употребление, и, следовательно, не находит законного места в рамках общей картины работы мозга, создаваемой нейрокибернетикой, можно было бы легко продолжить.
В итоге мы оказываемся перед лицом очень своеобразного и крутого поворота в развитии идей. На протяжении десятилетий шел спор о реальности неосознаваемых форм психической активности и находилось немало психологов, физиологов и клиницистов, которые следуя за Brentano, Ribot, Munsterberg и некоторыми другими крупными исследователями рубежа XIX и XX веков, были склонны занять в этом споре строго негативную позицию. Сейчас же мы являемся свидетелями разработки концепций мозговой деятельности, через которые красной нитью проходит представление о реальности и доминировании в поведении: механизмов, способных обеспечить адаптивное поведение и при отсутствии осознания нервных процессов, лежащих в основе последнего. Таким образом, если раньше права на вход в науку добивалось «бессознательное», то сейчас, как это ни парадоксально, в аналогичном нелегком положении оказывается категория сознания, поскольку именно в отношении ее возникают сомнения: отражает ли она реальный, регулирующий фактор нервной активности или всего лишь функционально бесплодную тень, эпифеномен мозговой деятельности, которую при серьезном анализе механизмов последней можно вообще в расчет не принимать. Такое положение вещей заставляет обратить внимание на следующее.
Современная нейрокибернетика налагает своеобразное «вето» на использование категории «сознания». Разрабатываемая ею теория мозговых механизмов не апеллирует к этому понятию. Создается поэтому впечатление, что многое из установленного нейрокибернетикой в отношении принципов организации и закономерностей мозговой активности относится скорее к теории неосознаваемых форм высшей нервной деятельности, чем к теории сознания. А. Н. Колмогоровым это обстоятельство было с обычной для него глубиной выразительно подчеркнуто [41]. Отметив, что в области моделирования высшей нервной деятельности человека нейрокибернетика освоила только механизмы условных рефлексов в их простейшей форме и механизмы формального логического мышления, он обращает внимание на то, что в развитом сознании человека аппарат формального мышления отнюдь не играет ведущей роли. Это скорее, как он выражается, «вспомогательное вычислительное устройство», которое активируется по мере надобности. Сходным образом условные рефлексы в их элементарной форме (т. е. без того глубокого преобразования рефлекторной деятельности, которое обусловливается подключением к этой деятельности активности второй сигнальной системы) также мало дают для понимания высших форм психической активности. Отсюда, заключает А. Н. Колмогоров, следует, что (разрядка наша. [41, стр. 7].
Основываясь на таком общем представлении и говоря далее о принципиальной осуществимости моделирующих машин особого типа (вычислительных машин так называемого параллельного действия, которые избегают замедления темпов работы в раз при количестве элементов их памяти порядка ), А. Н. Колмогоров считает возможным непосредственно аналогизировать между работой подобных машин и неосознаваемой умственной деятельностью человека, лежащей в основе процессов художественного и научного творчества.