Выбрать главу

мнению Хазина, без искусства невозможно «живое созерцание духовного мира человека». Ладно. Но само «живое созерцание» как часть

познавательного процесса, дальше совершаемого нами уже вне искусства, также совершается не в искусстве, а как бы «над искусством».

Таким образом, для познания духовного мира человека в формулу Ленина следовало бы добавить еще один член – ступень «материализации духа», предшествующую «живому созерцанию».

того, лишь средствами искусства можно познать эстетические качества действительности», т.е. существуют не только области, но и стороны действительности, недоступные

науке. И, наконец, знакомый мотив: «Познавательное значение может иметь только

правдивое искусство», а «неправдивое», стало быть, вроде бы все же оставаясь искусством, уже не есть «форма познания»?

39

Хазин И.Р. Об эстетически-коммуникационной функции языка // Эстетику – в жизнь. Уч.

зап. Уральского ГУ. Серия философская. – Вып. 1. – Сб. 2. – Свердловск, 1967. – С. 41.

40

Там же. – С. 42.

163

Л.А. ГРИФФЕН

Даже если согласиться с такой функцией искусства, нельзя не отметить наличия здесь логического противоречия: произведение искусства

– всегда материальное образование. И если оно адекватно «внутреннему

миру», то, стало быть, адекватное отражение последнего все же возможно «во внешних выражениях». Действительно, чтобы материализовать

этот «внутренний мир», художник должен же его как-то увидеть; не обладая ясновидением или иными телепатическими способностями, он не

может приобщиться к внутреннему миру другого, если этот последний

его как-то не обнаружит внешне; будучи же обнаруженным внешне, он

уже может стать и объектом научного анализа (как это и имеет место,

например, в психологии). Если же речь идет о внутреннем мире самого

художника, то материализуя его (адекватно) в произведении искусства,

художник совершает как раз то «адекватное выражение внутреннего

процесса», которое, по мнению автора, невозможно.

Да в конце концов любой достаточно сложный объект на первый

взгляд обнаруживает «неадекватность» внешних проявлений своей

сущности. Но как раз в том и состоит роль абстрактного мышления,

чтобы сопоставив и проанализировав множество признаков, обнаружить эту сущность. Микромир так же трудно непосредственно подвергнуть созерцанию, как и внутренний мир человека. Но искусство в

его познании не требуется, и вовсе не потому только, что он материален, в то время как духовный мир не является материальным объектом.

Марксу удалось познать сущность стоимости, не прибегая к искусству,

несмотря на то, что в ней не было «ни грана вещества».

И, наконец, последнее замечание. По Хазину «живое кипение страстей», насколько можно судить, интересует нас не само по себе (во

всяком случае, не только само по себе), а как отражение «условий социального и биологического бытия человека». Зачем же здесь промежуточный этап? Не лучше ли эти условия изучать непосредственно?

Польза была бы значительно больше, и здесь было бы достаточно одной науки. А уж если изучать их отражение в психике, то для изучения

человека, а не наоборот.

А есть ли вообще такие области, в которых наука не могла бы выполнять всеобъемлющим образом свою роль средства познания? Да, история науки говорят о том, что не все стороны действительности, важные

для человека, были в то или иное время объектом научного исследования. Но история науки говорят также и о том, что сфера науки непрестанно расширяется, включая все новые области исследования, расширяется и углубляется изучение прежних. Расширение сферы науки сужает область веры, мистики, предрассудков, ошибочных представлений,

а не искусства. Если же мы будем считать, что искусство занимается

тем, о чем в настоящий момент по каким-либо причинам не может спра-

164

ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ

виться наука, то неизбежно придем к выводу о снижении роли искусства

по мере роста науки. Здесь нас уже с распростертыми объятиями поджидают любители поговорить о ненужности искусства в наш атомнокосмически-кибернетический век, о его «отставании» от науки, и о прочей подобной чепухе, не успевшие выговориться во время пресловутого

спора так называемых «физиков» с так называемыми «лириками».