и неживую природу, и космос и т.д.»43.
Но раз все же искусство познает не все во всем, то какие же стороны
действительности ему подведомственны, какие свойства объектов оно
познает? Ответ ясен: эстетические свойства. Тут все просто, сложности начинаются тогда, когда требуется объяснить, что это такое. По
мнению Тугаринова, «эти свойства или качества можно ближайшим
образом определять так: «эстетический свойства действительности –
43
Тугаринов В.П. Некоторые гносеологические проблемы изобразительного искусства //
Ленинская теория отражения и современная наука. – М., 1965. – С. 35.
166
ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ
это такие ее свойства, которые возбуждают в человеке эстетическое
возбуждение, волнение (эстетический интерес)»«44. Ясно. Ну, а какие
же свойства «возбуждают возбуждение» и вызывают «восторги о красоте» (тоже выражение Тугаринова)? Следовало бы сразу сказать: это
эстетические свойства – на том и покончить. Но автор идет к тому же
«порочному кругу» более сложным путем. По его мнению, у человека
еще кроме того «эстетические свойства действительности вызывают
чувство красоты», а красота «относится к области тех природных (!)
явлений, которые поднимают нашу жизнедеятельность, которые поэтому мы воспринимаем как приятное». Конечно, отсюда не ясно, какое же различие между приятным, полезным и прекрасным, между
свойствами, доставляющими удовольствие индивиду и «эстетическими свойствами», но не беда: «Это – не «определение» красоты (что не
входит в нашу задачу), а определение ее психофизиологической, нейродинамической функции и ее жизненного значения в указанном отношении (ибо у красоты имеются и (sic!) социальные функции»45. Хотя мы и не выяснили, что такое эстетический свойства, а просто вернулись к их воздействию на человека, к их «физиологической, нейродинамической» функции (узнав по дороге, что социальные функции эстетических свойств не так уж и важны для определения их сущности).
Круг все равно замкнулся.
Если нам не удалось выяснить специфику предмета познания в искусстве, то, может быть, мы найдем у Тугаринова хотя бы указания на
способ осуществления этого познания. «Наука, – пишет он, – не может
останавливаться на ступени чувственного познания, она должна идти
дальше, к раскрытию законов, закономерностей. Художественный же
образ есть уже цель искусства. Чувственное познание, доходящее до
ступени образования художественного образа, есть основная сфера искусства. Прелесть искусства и его воспитательная роль именно в сохранении в образе индивидуального, или, как говорят, конкретного»46.
Итак, искусство не должно познавать закономерности действительности; оно не доходит до них, останавливаясь на ступени чувственного
познания. Но ведь сам Тугаринов признает: «На ступени чувственного
познания человек еще не отделяет существенного от являющегося (хотя и то и другое уже заключено в нем); осознание и выделение сущности происходит на высшей, логической ступени познания», и утверждает, что «эти положения сохраняют свое значение и для искусства».
То, что, значит, это низшая ступень познания – уже ясно, так как по
44
Там же. – С. 134.
Там же. – С. 142.
46
Там же. – С. 143-144.
45
167
Л.А. ГРИФФЕН
Тугаринову высшая ступень его – логическая. И мало спасает положение утверждение, что «хотя художественный образ есть продукт чувственной ступени познания, но он содержит в себе момент (!) логического»47. Если искусство постольку познание, поскольку одно этот
момент содержит, то мы вынуждены признать его несовершенным по
сравнению с наукой способом познания, так как логическое в науке
является определяющим, а в искусстве (скажем, в музыке) его наличие
нужно еще доказывать; но даже доказав, получим только «момент».
Но искусство вообще не средство познания. Действительно, что же
это за познание, если оно не предполагает «осознания и выделения
сущности» (а мы уже уяснили, что это так, поскольку оно остается
чувственным, независимо от того, «доходит» оно до образования художественного образа или нет)? Ведь именно в том, чтобы «проникнуть в сущность вещей, открыть законы действительности... состоит
главная задача познания»48. Познание, не познающее сущности вещей, –