представление о конкретно-чувственном характере познания в искусстве органически вытекает из основных положений его философии. Но
это представление, будучи перенесенным в марксистскую философию,
теряет определенность, а следовательно, смысл.
Отметим еще одно следствие неорганичности для марксистской философии представления об искусстве как форме познания. По Гегелю
искусство «ни по своей форме, ни по своему содержанию не составляет высшего и абсолютного способа осознания духом своих собственных интересов (курсив наш – Л.Г.). Ибо как раз вследствие своей формы искусство ограничено также и определенным содержанием. Лишь
определенный круг и определенная ступень истины могут найти свое
воплощение в форме художественного произведения»139. Т.е. «конкретно-чувственная» форма искусства делает его в известней смысле
неполноценной формой познания – это первая и самая несовершенная
(хотя и исторически необходимая) форма самораскрытия абсолютной
идея, созерцания духом самого себя. Задача искусства при этом – найти и воплотить «определенную ступень истины» – ведь по Гегелю сама
по себе абсолютная идея, являющаяся в конечном счете (через свое отчужденное бытие) объектом искусства, только истинна, прекрасной же
ее делает лишь чувственное воплощение. Гегель не рассматривает
прекрасное в природе – к познанию сущности оно не имеет никакого
отношения. При таком подходе эстетика объективно становится чем-то
вроде «низшей гносеологии» Баумгартена.
У Гегеля между искусством и наукой (философией) касаемо познания существует вполне определенное отношение: сначала искусство,
затем наука, искусство ниже, философия выше; абсолютная идея приходят к совершенному и адекватному самораскрытию только в его философии. В нашей эстетике искусство и наука считаются вроде бы
равноправными формами познания, характер координации между которыми, как мы видели, сколько-нибудь четкого определения не получил. Взяв из стройной системы Гегеля представление о познавательной
сущности искусства, не сумели, однако, столь же четко определить
138
139
Гегель. Соч. – Т. XII. – С. 108.
Там же. – С. 10.
195
Л.А. ГРИФФЕН
взаимосвязь между ними, как это сделано в его логически завершенной системе. Система Гегеля не могла обойтись без искусства как способа познания. Марксистская же гносеология ничего не теряет от того,
что, как правило, рассматривает только научное познание.
В нашу эстетику гегелевское положение о познавательной сущности
искусства вошло как непосредственно, так и опосредствованно, через
эстетику русских революционных демократов. При утверждении положения о познавательной природе искусства часто ссылаются на Белинского, на его определение искусства как «мышления в образах». Но
при этом, как правило, забывают, что само мышление Белинским понималось в гегелевском духе140. «Все сущее, все, что есть, все, что называем мы материей и духом, природою, жизнью, человечеством, историею, миром, вселенною, – все это есть мышление, которое само себя мыслит»141. Поэтому «мышление в образах» Белинского и «познающая самое себя в конкретно-чувственной форме абсолютная
идея» Гегеля суть различные формы выражения одной и той же мысли.
И коль скоро «мы вслед за Белинским называем самую способность освоения человеком (собственно, почему «вслед»? ведь Белинский, говоря
о мышлении, говорит обо «всем, что есть», включая человечество –
Л.Г.) мира мышлением в образах», то не лишним било бы как-то определить свое отношение к тому, что Белинский понимал под «мышлением»142; это-то как раз и не делается.
Определением искусства как «мышления в образах» не следовало бы
злоупотреблять, выдавая его за марксистское, уже хотя бы по следующим соображениям. Марксу и Энгельсу было, разумеется, великолепно известно гегелевское понимание природы искусства. Их глубокое
уважение к мнениям великого мыслителя несомненно. И, тем не менее,
«возвращаясь в самых различных контекстах к образам мировой литературы и искусства … Маркс и Энгельс не ссылаются на определение
искусства как «мышления в образах»«143.
140
На такое понимание Белинским мышления обращает внимание А.Н. Маслин в статье
«Эстетика Гегеля и эстетическая мысль революционных демократов» (Сб. «Борьба идей
в эстетике». – С. 31).
141