что существуют явления, определяемые как ценность, которые сами по
себе важны для человека, мы неизбежно должны согласиться и с тем,
что в процессе общения необходима их репрезентация, и при том таким
образом, чтобы они не потеряли своих ценностных свойств. Вполне естественно, что для этих целей понадобилась специальная система знаков
– искусство. Решается также и вопрос, представляющий практически
непреодолимую трудность для всех почти определений искусства – почему произведение искусства должно обязательно обладать эстетическими качествами. Действительно, если эстетические качества присущи
ценностям, то вполне понятно, что художественное произведение, непосредственно представляющее их, также должно ими обладать – иначе
мы получим не саму ценность, а только «заявление» о ней.
Но мы не можем принять бытующее в буржуазной аксиологии туманное представление о ценностях. «Характерно, что столпы прагматизма
Джемс и Пирс, много и охотно разглагольствуя о ценности, избегают ее
конкретного определения. Уходит от этого и Дьюи. Кроме самых общих
выражений о том, что «ценным является все полезное», Дьюи не приводит никаких серьезных определений своего понимания полезности»177.
Мы видели выше, что в нашей философии также не существует удовлетворительного определения ценности (тот же лейтмотив: ценность все
то, что полезно). Таким образом, несмотря на всю логичность построений Ч.Морриса, из-за сомнительности исходных посылок мы не можем
принять его решение вопроса о специфичности искусства как «языка»178. Посмотрим, как решают этот вопрос наши семиотики.
А.Кондратов рассматривает различные виды сообщений, разделяя их
по ориентации: сообщения, ориентированные «на предмет», «на отправителя», «на получателя», «на проверку кода» и добавляет: «Сообщение может быть ориентировано и на само себя. Ориентировка и яввторичных моделирующих системах // Труды по знаковым системам. – Уч. зап. ТГУ. –
Вып. 181. – Тарту, 1965. – С. 24). Применительно к математике такое утверждение попросту неверно, поскольку математический аппарат – абстрактная модель закономерностей реального мира. Что же касается музыки, то это уже противоречит не только представлению об искусстве как отражении объективной реальности, но и утверждениям самого Лотмана, что произведение искусства – модель действительности.
177
Антонович И. Американская буржуазная аксиология на службе империализма. – С. 45.
178
Выше мы видели, что под ценностью имеет смысл понимать объект ценностного отношения. Поэтому мы и не можем определить искусство как ценность, не показывая источника ценностного отношения к нему. К рассмотрению этого вопроса мы еще вернемся.
211
Л.А. ГРИФФЕН
ляется той особенностью, которая в семиотическом анализе сообщений отличает эстетическое изложение от всех других»179. Однако, по
замечанию самого же А.Кондратова, «когда мы говорим о средствах,
чтобы изучить их, следует в первую очередь знать цель, которой служат эти средства»180. К сожалению, сам автор не следует этому правилу. Мы не находим у него объяснения, зачем понадобился людям вид
сообщения, ориентированного на самого себя. Вместе с представлением об искусстве как «языке» А.Кондратов взял у Ч.Морриса вывод о
самостоятельном ценностном значении искусства, но опустил те посылки, на которых они базировались. Здесь перед нами опять следствие отрыва выводов от тех оснований, из которых они вытекают, и перенос их на совершенно другую почву. Поэтому дальше А.Кондратов
вынужден признать, что семиотика не может решать проблемы теории
искусства; но, определяя произведение искусства как особого рода сообщение и конституируя его эстетическую сущность указанием на
специфику искусства в рамках семиотики, он тем самым решает вопрос: что такое искусство? – то есть делает как раз то, что семиотика,
по его мнению, делать не вправе.
Примерно так же определяет специфичность искусства в рамках семиотики и Е.Басин. «Всякий знак, – пишет он, – несет какую-нибудь
информацию (семантическую иди эмоциональную). Это может быть
информация об объектах и явлениях, об отправителе сообщения, она
может быть ориентирована на получателя сообщения (побуждающий
способ употребления знаков). Но она может быть также информацией о
самом этом знаке, самом сообщении»181. Различие состоит разве что в
том, что у А. Кондратова ориентация сообщения на него же определяет