его информативных функций. Этот же вывод неизбежно следует и из
рассмотрения другой стороны вопроса: можно ли считать искусство
системой знаков?
Вопрос этот – один из важнейших. Использование знаков является
необходимым, но не достаточным признаком «языка»; о нем правоверно говорить только в том случае, когда в рамках данного множества мы имеем дело с имманентной ему системой знаков. «Знак не мыслим без системы знаков; он входит в «язык» (трактуемый как система
знаков), соотносятся с другими знаками, комбинируется в сочетания, в
«высказывания» на языке»185.
Когда говорится о системе знаков, то необходимо предполагается
определенная упорядоченность, какие-то ограничения, налагаемые на
ту или иную совокупность, причем упорядоченность особого рода.
Язык должен иметь синтаксис. Это требование неизменно признается:
«За основу рассуждения будет взято некоторое выражение (под выражением понимается набор линий или пятен, цветных или тональных),
которые кому-нибудь нравятся»186, а поскольку не всякий узор нравится, то «эстетическое можно рассматривать как некоторые правила ограничения синтаксиса элементов к пределах выражения». Здесь признается наличие не только определенных правил сочетания знаков в
сообщении, но и определенного ограничения этих правил в пределах
сообщения. При этом сам синтаксис не является эстетическим явлением и потому, видимо, не может считаться специфическим для искусства. Специфическим являются только его ограничения. Если эти ограничения действуют только в пределах выражения, и для другого выражения будут другими, то мы действительно не имеем никакого другого
критерия для них, кроме того, что нравится и что не нравится. Отсутствие единых (пусть даже очень сложных) законов построения произведения искусства как «выражения» в некотором «языке» – это не что иное,
как отсутствие синтаксиса этого языка, и, следовательно, отсутствие ос185
Кондратов А. Люди и знаки // Новый мир. – 1963. – № 4. – С. 208.
Лакомцев Ю.А. О семиотическом аспекте изобразительного искусства // Труды по
знаковым системам. – Уч. зап. ТГУ. – Вып. 198. – Тарту, 1967. – С. 128.
186
214
ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ
новании для определения данного набора элементов как выражения,
а всей совокупности элементов как системы знаков – как языка.
Можно, конечно, предположить, что в цитированных высказываниях
просто имеет место терминологическая неточность. «Вопрос о природе эстетических ограничений чрезвычайно сложен и разработан недостаточно. Мы представляем себе их в виде определенных математических отношений по образцу хорошо известного «золотого сечения»«187. Но из этого следует, что можно математически описать в каких-то (видимо, очень сложных) зависимостях то или иное «высказывание» – произведение искусства (или его часть) – в данном случае
изобразительного. Однако описать можно любое сочетание элементов, и уж во всяком случае почти такое же, как произведение искусства – а то, что это самое «почти» играет в искусстве важнейшую роль –
общепризнано. Совсем другое дело, если под этими «определенными
математическими отношениями» подразумеваются такие, которые определяются не после, а до акта художественного творчества (независимо от того, осознанно или нет), и именно по ним строится художественное произведение. Тогда мы впадаем в другую крайность – творческий процесс оказывается полностью допускающим формализацию
(по крайней мере, в принципе). С другой же стороны оказывается, что
«семиотический анализ искусства показывает, что формализация его неизбежно ограничена, найти законы «языка», следуя которым рождается
«текст» – такова задача структурного и математического методов», и в
то же время «педантичное соблюдение правил в искусстве дает не художественное произведение, а шаблон, общее место»188. Другими словами, сущность искусства, то, что делает данное явление произведением
искусства, а не «общим местом», не определяется «законами системы».
Так есть ли в таком случае система? Не впадая в противоречие, можно
дать только один ответ: такой системы нет, а потому искусство не может считаться «языком». Тем более, что искусство здесь – единственное