193
Л.А. ГРИФФЕН
этом отношении как раз нет никакого принципиального различия между тремя типами продуктов человеческой деятельности – созданными
в процессе труда полезными вещами, произведениями искусства и результатами (!) научного познания»135. Реально же функционирующее,
«живое» общественное сознание не существует как таковое непосредственно, но только через сознание индивидуальное, для которого искусство (как и любое другое материальное воплощение общественного
сознания) остается чем-то внешним. Само же сознание – идеально,
и по самой своей сути «есть функция того особенно сложного куска
материи, который называется мозгом человека»136. Поэтому и познавать объективную реальность в лучшем случае человек может отразив
ее при помощи искусства (как и при помощи других внешних образований) в сознании (в мозгу), но ни в коем случае не в самом искусстве
(его произведениях). Если такое представление (о «художественном
познании» как отражении объективной действительности в произведениях искусства) все же имеет место, то оно отнюдь не основывается на
философии марксизма. На самом деле «диалектический материализм и
не думает сводить познание к вещественному отражению одного
предмета в другом и удвоению одного и того же предмета (сам предмет и отдельно его копия)»137.
Для гегелевской абсолютной идеи искусство – одна из форм самопознания наряду с религией и философией. В этом смысле абсолютной
идее, если можно так выразиться, все равно, в каком виде будет осуществляться познание: «конкретно-чувственно» ли (вещественно, в
материальном образовании, вне человеческого сознания), в форме ли
«представления» или «понятия» (в человеческой голове, идеально) –
все это «внутри» абсолютной идеи. Абсолютная идея отражает себя в
себе самой. И в первом, и во втором, и в третьем случае одинаково
речь идет об отражении абсолютной идеей, и то, что в первом случае
отражение осуществляется в находящихся вне человеческого сознания
материальных образованиях посредством человеческой деятельности,
а во втором и в третьем – в человеческом сознании, в этом смысле не
имеет никакого значения.
Зато это обстоятельство становится существенным в другом отношении – при решении вопроса о специфике того или иного способа познания. Именно здесь и заключается причина определения познания
посредством искусства как «конкретно-чувственного», определения,
135
Кожинов В. «Философские тетради» В.И. Ленина и проблемы теории искусства // Ленин и литература. – С . 205.
136
Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т. 18. – С. 239.
137
Копнин П.В. Введение в марксистскую гносеологию. – С. 105.
194
ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ
как мы видели, не имеющего органических оснований в эстетике,
стоящей на материалистических позициях. На этом этапе познание
осуществляется абсолютной идеей в конкретных объектах, которые
могут восприниматься чувствами человека. Но уже на следующей ступени – в религии – процесс познания перемещается «из предметности
искусства во внутреннюю жизнь субъекта»138, где его течение уже чувственно не воспринимается. В гегелевской эстетике, таким образом,
представление о конкретно-чувственном характере познания в искусстве органически вытекает из основных положений его философии. Но
это представление, будучи перенесенным в марксистскую философию,
теряет определенность, а следовательно, смысл.
Отметим еще одно следствие неорганичности для марксистской философии представления об искусстве как форме познания. По Гегелю
искусство «ни по своей форме, ни по своему содержанию не составляет высшего и абсолютного способа осознания духом своих собственных интересов (курсив наш – Л.Г.). Ибо как раз вследствие своей формы искусство ограничено также и определенным содержанием. Лишь
определенный круг и определенная ступень истины могут найти свое
воплощение в форме художественного произведения»139. Т.е. «конкретно-чувственная» форма искусства делает его в известней смысле
неполноценной формой познания – это первая и самая несовершенная
(хотя и исторически необходимая) форма самораскрытия абсолютной
идея, созерцания духом самого себя. Задача искусства при этом – найти и воплотить «определенную ступень истины» – ведь по Гегелю сама
по себе абсолютная идея, являющаяся в конечном счете (через свое отчужденное бытие) объектом искусства, только истинна, прекрасной же
ее делает лишь чувственное воплощение. Гегель не рассматривает
прекрасное в природе – к познанию сущности оно не имеет никакого
отношения. При таком подходе эстетика объективно становится чем-то
вроде «низшей гносеологии» Баумгартена.
У Гегеля между искусством и наукой (философией) касаемо познания существует вполне определенное отношение: сначала искусство,
затем наука, искусство ниже, философия выше; абсолютная идея приходят к совершенному и адекватному самораскрытию только в его философии. В нашей эстетике искусство и наука считаются вроде бы
равноправными формами познания, характер координации между которыми, как мы видели, сколько-нибудь четкого определения не получил. Взяв из стройной системы Гегеля представление о познавательной
сущности искусства, не сумели, однако, столь же четко определить
138
139