Общественный же слой, но иного содержания, может быть устанавливаем и для периодов более глубокого состояния, т.е. для общества, предшествующего героической эпохе, и т.д. И чем сильнее социальное расслоение, тем сложнее фактор влияния общественных слоев на ход языкового развития. Это – только отдельные случаи, вовсе не устраняющие и других факторов в движении корнеслова и его распространении (ср. торговля и пр.).
Кроме всего изложенного в части условности иноземного происхождения термина, в проблематике исторической периодизации речи получает особое значение изменение семантики слова, равным образом различное в различные периоды: то более плавное в своих закономерных продвижениях в пределах стадии, то с резкими взрывами при переходных состояниях. При изменении содержания может даже заимствоваться новое для данного языка слово («комиссар» и др.), но может сохраниться и старая форма при явном изменении его содержания («совет», ср. прежнее, например, «Совет министров», переводимое в дословном соответствии его содержания на иностранные языки «Conseil de Ministres», и «совет», «советский», не имеющие уже дословного соответствия и потому внедряющиеся в иностранную речь без перевода, «Sovjetique» и т.д.). Может образоваться новый термин, совпадающий с прежде существовавшим термином, так, например, милиционер, заведующий кварталом, именуется «квартальным». Введенный термин совпал с применявшимся в середине прошлого века наименованием чина до-реформенной полиции. Здесь мы имеем не повторение термина, а совпадение их, вызванное общностью исходного пункта для данного словообразования («квартал») и т.п. Далее одна и та же основа в различных языках и даже диалектах одного и того же может служить для различного обозначения (ср. «арбуз» в русском и «харбуз» – тыква в украинском языке и др.).
Все эти явления подлежат непременному учету, и ясно, что они различны в различные языковые периоды даже жизни одного и того же языка. Следовательно, не только в общем охвате языков, но и в истории каждого языка в отдельности неизбежна периодизация. Таким образом, характеризующим оказывается вовсе не стабильность корнеслова, а, наоборот, его изменения, причем изменения не только в словарном составе, в оформлении основ, но и в изменяемости их содержания, их значимости (семантика). Впрочем, схождения и расхождения в корнеслове хотя и имеют громадное значение при группировке языков, но и все же не являются единственным для нее решающим признаком.
Не малую роль в распределении языков по классификационным системам играет также сама структура речи в ее синтаксическом и грамматическом выявлении, но и последнее, так же, впрочем, как и первое, проявляется в языках только с известного стадиального их состояния. И тут, относительно грамматических категорий, придется признать, что и они, равно как и синтаксис, оформляются в процессе исторического развития, и вовсе не изначальны.
Грамматические категории появляются уже в языках, морфологически оформленных, и потому не прослеживаются на материалах языков древнейших стадиальных состояний аморфного синтетизма. Но и тут становится тот же вопрос, как и в части структурной вообще характеристики отдельных представителей речи. Может ли определенный, уже сложившийся, язык обладать грамматическими категориями с самого начала своего существования? Ответ, мне кажется, должен быть и в этом случае положительным. Действительно, если при переходе от героических эпох к периоду государственных образований перестраиваются и языковые комплексы до степени выделения государственных языковых массивов, то таковые образуются уже на данных предшествующих языковых состояний и не переживают заново всех ступеней периодизации. Последние, в определенной своей части, оказываются уже пережитыми предшественниками той системы, к изучению которой приступает исследователь. В частности, я не берусь утверждать, что индо-европейские языки когда-то характеризовались отсутствием грамматических категорий. Они создавались на почве языков, уже носителей соответствующих признаков.
Усиливая тем самым упор на историзм в языке, новое о нем учение неизбежно должно было перейти на уточнение моментов языкового развития, становясь на основу исторического материализма в общем движении языкового процесса в его ступенчатых переходах из одного стадиального состояния в другое, и выявлением диалектического хода развития внутри каждой стадии и между ними в поступательном скачкообразном движении, создающем новые языковые структуры в путях трансформационных перестроек предшествующих языковых состояний.