зарастало, к примеру, березняком, как в описываемой Энгельгардтом
Смоленской губернии.
Однако со временем помещики нашли способ как-то существовать.
Основывался этот способ на двух положениях.
Содрать с крестьян три шкуры!
Во-первых, на скудной урожайности тех времен, да еще и с
постоянными годами неурожая, и на том, что в сговоре с помещиками
царские чиновники требовали уплаты податей сразу же после уборки хлебов, а купцы в это время сговаривались и давали за хлеб очень низкую цену. Если
бы подати можно было платить к Новому году, то крестьяне переработали бы
и продали технические культуры – коноплю и лен, или заработали на стороне
и заплатили бы подати, не трогая хлеб. Но чиновники их жали заплатить
подати в сентябре, в результате крестьяне продавали хлеб, оставаясь без него
уже к декабрю. И шли к помещику за хлебом, а тот продавал его, но не за
деньги, а под будущую работу у него на полях. Мало этого, крестьянам не
было пощады и в урожайный год:
«Попробовав «нови» (то есть, дожив до нового урожая, - Ю.М.), народ повеселел, а тут еще урожай, осень превосходная. Но недолго
ликовали крестьяне. К Покрову стали требовать недоимки, разные
повинности, — а все газеты виноваты: прокричали, что урожай, — да так
налегли, как никогда. Прежде, бывало, ждали до Андриана, когда пеньки
продадут, а теперь с Покрова налегли. Обыкновенно осенью, продав по
времени конопельку, семячко, лишнюю скотинку, крестьяне расплачиваются
с частными долгами, а нынче все должники просят продолжать до пенек
(до конца обработки конопли и получения пеньки на продажу, - Ю.М.) , да
мало того, ежедневно то тот, то другой приходят просить в долг, — в
заклад коноплю, рожь ставят или берут задатки под будущие работы, —
волость сильно налегает. Чтобы расплатиться теперь с повинностями, нужно тотчас же продать скот, коноплю, а цен нет. Мужик и обождал бы, пока цены подымутся, — нельзя, деньги требуют, из волости нажимают, описью имущества грозят, в работу недоимщиков ставить обещают.
Скупщики, зная это, попридержались, понизили цены, перестали ездить по
деревням; вези к нему на дом, на постоялый двор, где он будет принимать на
свою меру, отдавай, за что даст, а тут у него водочка... да и как тут не
выпить! Плохо. И урожай, а все-таки поправиться бедняку вряд ли. Работа
тоже подешевела, особенно сдельная, например пилка дров, потому что
73
нечем платить — заставляйся в работу. На скот никакой цены нет, за
говядину полтора рубля за пуд не дают. Весною бились, бились, чтобы как-нибудь прокормить скотину, а теперь за нее менее дают, чем сколько ее
стоило прокормить прошедшей весной. Плохо. Неурожай — плохо. Урожай
— тоже плохо...».
Во-вторых. Те помещики, у которых были плохие земли, при
крепостном праве давали в пользование своим крестьянам земли побольше, в
результате при освобождении у многих общин оказалось земли больше
нормы. Куски этих земель сверх нормы отрезали от крестьянских полей в
пользу помещиков, и эти куски колом стали в горле у крестьян. Дело в том, что вообще имея очень мало земли, крестьянам трудно было выделить землю
для того, чтобы пасти скот и лошадей, и обязательным пастбищем были поля
под паром – поля, которые отдыхали в этом году и зарастали травами. А
помещик на своем отрезке обязательно сеял что-то в противовес пару –
озимые или яровые. Голодный скот, пасясь на скудном пару, и увидев зелень
ржи или овса, бросался на них, и происходила потрава помещичьего поля.
Крестьянский скот отгонялся к помещику, и тот требовал штраф за него.
Таким нехитрым способом помещик этими совершенно ненужными ему
отрезками земли не давал крестьянам жить, в результате крестьяне
вынуждены были эти отрезки у него арендовать и тоже под отработку полей