мере, упали, сократились в размерах, но суть, основа, система остается все
та же, как и до 1861 года.
* Пре жде, при крепостном праве, помещичьи поля обрабатывались
крестьянами, которые выезжали на эти поля с своими орудиями и
лошадьми, точно так же обрабатываются помещичьи поля и теперь теми
же крестьянами с их лошадьми и орудиями, с тою только разницею, что
работают не крепостные, а еще с зимы задолженные.
* Т очно так же, как и прежде, и теперь землевладелец не только не
работает сам, не умеет работать, но и не распоряжается даже работой, 80
потому что большею частью ничего по хозяйству не смыслит, хозяйством
не интересуется, своего хозяйства не знает. Землевладелец или вовсе не
живет в деревне, или если и живет, то занимается своим барским делом, службой или еще чем, пройдется разве по полям — вот и все его хозяйство.
(Ну, точно описание любого сегодняшнего министерства или хозяина
корпорации – Ю.М.). Какой же он хозяин, когда он ни около скота, ни около
земли, ни около работы ничего не понимает, а понимает только то, чему с
малолетства учился, — службу. За барином следует другой барин, подбарин, приказчик, который обыкновенно тоже работать не умеет и работы не
понимает, около земли и скота понимает немногим больше барина, умеет
только
мерсикать
ножкой
и
потрафлять
барину,
служить,
подслуживаться. Затем, если имение покрупнее, идет еще целый ряд
подбаринов — конторщики, ключники, экономки и прочий мерсикающий
ножкой люд, одевающийся в пиджаки и носящий панью и шильоны, — люд ни
в хозяйстве, ни в работе ничего не понимающий, работать не умеющий и не
желающий, и работу, и мужика презирающий. Наконец, уже идет
настоящий хозяин, староста-мужик, без которого хозяйство вовсе не могло
бы идти. Староста-мужик умеет работать, работу понимает, знает
хозяйство, понимает и около земли, и около скота, но, главное, староста
знает, что нужно мужику, знает, когда мужик повычхался, знает, как
обойтись с мужиком, как его забротать, как на него надеть хомут, как его
ввести в оглобли. Административный штат поместья только ест, пьет, едет и погоняет, а везет, работает мужик, и, чтобы запрячь этого
мужика, нужно, чтобы у него не было денег, хлеба, чтобы он был беден, бедствовал».
Энгельгардт вскользь упоминает, что существует мнение, что
крестьяне уважают немцев-арендаторов. Это неправда, поскольку именно
немцев они и не любят за желание только обогатиться. (От себя вспомню
одного из героев поэмы Некрасова, который «немца Фогеля / Христьяна
Христианыча / Живого закопал...»). На самом деле, объясняет Энгельгардт, речь идет о швейцарцах, которые лично знают все работы по хозяйству, умеют их делать, не стремятся только паразитировать на крестьянах и за это
ими уважаются. «Чтобы быть хозяином, нужно любить землю, любить
хозяйство, любить эту черную, тяжелую работу. То не пахарь, что хорошо
пашет, а вот то пахарь, который любуется на свою пашню», - дает
определение хозяину Энгельгардт и пишет, что успех хозяйства в первую
очередь зависит не от внедрения машин, агротехники или иных достижений
науки, а только и исключительно от хозяина.
В итоге, вокруг имения Энгельгардта десять деревень образовали, как
он называет, «Счастливый Уголок», в котором «…крестьяне и нынче будут
есть чистый ржаной хлеб, тогда как в других местах уже теперь едят хлеб
с ячменем, овсом, картофелем, какой-то бараболей, мякиной, а инде, если
нет хлеба, могут есть говядину, потому что там, где нет хлеба, говядина
дешевле ржаной муки».