Кладут сено в три отдельные пуни. Скот кормят на трех отдельных дворах, и
для ухода, для носки корма нужно три человека, тогда как прежде делал это
один. На водопой скот гонят три бабы, а прежде гоняла одна. На мельницу
молоть едут три хозяина. Печей топится три, хлеб пекут три хозяйки, едят из
трех чашек. Все необходимые во дворе «ложки» и «плошки» тому, кто дела
100
не знает, кажутся пустяком, а попробуй-ка, заведись всем: если большое
корыто, в котором кормили штук шесть свиней на «богачевом» дворе, стоит
рубль, то три маленьких корыта стоят уже не рубль, а, примерно, хоть два.
* Высчитайте все, высчитайте работу, и вы увидите, какая происходит
громадная потеря силы, когда из одного двора сделается три, а еще того хуже
— пять.
* Непременным результатом раздела должна быть бедность. Почти все
нажитое идет при разделе на постройку новых изб, новых дворов, амбаров, овинов, пунь, на покупку новых корыт, горшков, чашек, «ложек и плошек».
Разделились «богачи», и вот один «богачев» двор обыкновенно превращается
в три бедных двора.
Все это знают, все это понимают, а между тем все-таки делятся, потому
что каждому хочется жить независимо, своим домком, на своей воле, каждой
бабе хочется быть «большухой».
…Говорят, что все разделы идут от баб. Поговорите с кем хотите. И
поп вам скажет, что разделы — величайшее зло и идут от баб. Поп-то это
скажет так, по обычаю поддакивать, вторить, потому что попу-то нечего
быть против разделов, так как они ему выгодны: один двор — молебен, два
двора — два молебна. С «богачева» двора сойдет на святую много рубль
(пять служб), а с пяти бедных, разделившихся дворов, сойдет мало, если два
рубля (по две службы). И волостной, и писарь, и сотский — все начальники
скажут, что разделы — зло, так это очевидно, хотя и начальству, как попу, разделы выгодны. Положим, в «богачевом» дворе на Никольщину поднесут
«начальнику» два стакана, но в пяти бедных, если по стакану только, все же
выйдет пять, притом же бедные одиночки почтительнее, боязливее, низкопоклоннее, потому что «один в поле не воин».
* И мужик каждый говорит, что разделы — зло, погибель, что все
разделы идут от баб, потому что народ нынче «слаб», а бабам воля дана
большая, потому-де, что царица малахфест бабам выдала, чтобы их не сечь.
…Действительно, сколько и я мог заметить, у баб индивидуализм
развит еще более, чем у мужиков, бабы еще эгоистичнее, еще менее
способны к общему делу — если это дело не общая ругань против кого-либо,
— менее гуманны, более бессердечны. Мужик, в особенности если он вне
дома, вне влияния баб, еще может делать что-нибудь сообща; он не так
считается в общей работе, менее эгоистичен, более способен радеть к общей
пользе двора, артели, мира, жить сообща, а главное — мужик не дребезжит, не разводит звяк, не точит. Мужик надеется на свой ум, на свою силу, способность к работе. Баба не надеется ни на ум, ни на силу, ни на
способность к работе, баба все упование свое кладет на свою красоту, на
свою женственность, и если раз ей удалось испытать свою красоту — конец
тогда.
* Я положительно заметил, что те деревни, где властвуют бабы, где
бабы взяли верх над мужчинами, живут беднее, хуже работают, не так
хорошо ведут хозяйство, как те, где верх держат мужчины. В таких бабьих
101
деревнях мужчины более идеалисты, менее кулаки и скорее подчиняются
кулаку-однодеревенцу, который осилил, забрал в руки баб. Точно так же и в
отдельных дворах, где бабы взяли верх над мужчинами, нет такого
единодушия, такого порядка в хозяйстве, такой спорости в работе. Впрочем, нужно заметить, что если в какой-нибудь деревне, в одном-двух дворах, бабы