под электродами раскалённых газов. В свою очередь, для этого нужно, во-первых, пробить вручную в этих козлах отверстия, чтобы газы могли
проходить через них и нагревать их, во-вторых, непрерывно следить за
колошником и лопатами или скребками засыпать шихтой отверстия, через
которые выходят газы в других местах колошника, - направлять эти газы на
расплавление козлов. На промышленной печи, мощностью 21 000 кВА такие
операции, вообще-то, считаются невозможными. Ведь промышленная печь -
это костёр около 6 метров в диаметре, а в данном случае, еще и с очагами
пламени температурой свыше 2000 градусов. И вот нужно подойти к этому
«костру» вплотную и орудовать прутом весом килограммов в 20, либо
уголком, либо швеллером, и, помогая себе кувалдой, пробивать отверстия в
нужных местах колошника (поверхности шихты в печи). При этом на тебе
118
начинает оплавляться каска, размягчаться и стекать на грудь пластиковый
щиток, прикрывающий лицо, начинает тлеть и прогорать до дыр суконная
одежда, а ты обязан долбить, долбить и долбить эти проклятые козлы. Хотя
бы 4 часа в смену, а 4, уж так и быть, отлежись в питьевом блоке.
Печь каждые сутки обслуживают три бригады, четвёртая - на
выходном. И, естественно, у каждой бригады, принимающей печь, имелась
мечта, что эту «заманчивую» работу по обработке колошника сделают
остальные бригады. И все четыре бригады рабочих, обслуживающих печь, не
получая достойной оплаты уже полгода, тем не менее, смотрели друг на
друга, ходили вокруг печи и давали «умные» советы инженерам, что бы ещё
такого в печь дать, чтобы ты не работал, а печь заработала. Но никто из
рабочих к операциям, которые действительно могли исправить печь, не
приступал.
На нашем заводе работал ветеран, пускавший первую печь завода, -
Анатолий Иванович Григорьев. Металлург, прекрасно знавший все работы и
все специальности в цехе: на какой бы он должности ни работал, всегда был, как говорится, «в каждой бочке затычкой», т.е. всегда и везде всё проверял
сам, сам за всем следил, и не потому, что не доверял подчинённым, просто
такой по характеру человек. Помню, рассказывал бывший начальник смены о
том, как работал с Григорьевым, когда тот тоже был ещё начальником
смены: «Идёт обходить цех перед приёмкой у меня смены. Через 20 минут
возвращается и уже более грязный, чем я после 8 часов работы». Мне
Григорьев всегда был симпатичен, кроме этого, своим отношением к людям
и делу он напоминал мне киношного Чапаева. Так вот, Григорьев получил от
рабочих кличку «Тятя».
К пенсии в 50 лет он подошёл в должности начальника плавильного
цеха и стал проситься на лёгкий труд - старшим мастером. Юмор этой
просьбы, наверное, трудно понять. По моему мнению, на заводе есть две
должности, тяжелейшие по сумме ответственности, - это должности
директора и начальника цеха. И две собачьи должности - старшего мастера и
Главного инженера. Собачьи потому, что ни тот, ни другой не имеют права
покинуть завод, пока там что-то не работает или плохо работает. Только
главного инженера задерживают лишь крупные аварии, но на всём заводе, а у
старшего мастера - аварии любые, но всего на четырёх печах своего блока.
Тятю не отпускали с должности начальника цеха, поскольку, все
плавильные цеха были в очень тяжёлом состоянии, начальников, способных
справиться с этой работой, было мало, найти и подготовить достойных не
успевали, многие пробовали, да не все в тех условиях выдерживали эту
работу. Но Тятя всё же добился своего и начал работать старшим мастером, но недолго. Спустя несколько месяцев директор, не сумев уговорить
Григорьева, пошёл на беспрецедентный шаг - надавил на Тятю партией. Я, само собой, на парткоме не был, но помню репортаж с него в заводской