«Действительно, что-то не так», подумала я, подходя к окну и прижимая руку ко рту, когда увидела, как погас яркий свет. За ним последовал еще один, на этот раз с предупреждающим криком. Дженкс приводил в порядок свой сад. Это было ужасно, но я прожила с пикси достаточно долго, чтобы понять их холодную логику. Это был сад Дженкса. Он приютил Гетти, и, напав на нее, Барибас попытался завладеть им. Третий огонек исчез, а остальные взметнулись вверх, настоящий поток их перелетел через высокую стену, спасаясь от меча, который держал один очень злой пикси, которому было совершенно комфортно с тем, кем он был.
— Они пытались убить ее, — снова сказала Стеф, на этот раз мягко, словно пытаясь понять, и крылья Гетти шевельнулись, стряхивая с них едва заметное количество серебристой пыльцы. Ее крошечные черты лица смягчились, и я подумала, почувствовала ли она наконец себя в безопасности.
Дженкс громко захлопал крыльями, когда приземлился в открытом окне, и Гетти покраснела, одергивая юбку, чтобы скрыть слезу.
— Они ушли, — сказал он, убирая меч в ножны, но держа его в руке. — Они могут вернуться. Я оставил Барибаса в живых, чтобы у его детей был шанс выжить. Возможно, он настолько отчаялся, что попытается снова, несмотря на мою доброту.
И это было проявлением доброты, потому что, когда умирал один из родителей, другой умирал от душевной боли, а дети разбегались в горе, не зная, смогут ли они выжить самостоятельно.
— Это мой сад, — сказал Дженкс твердо, и, клянусь, я услышала, как Гетти вздохнула.
— Ты порвал рубашку, — сказала темноволосая пикси, и Дженкс вздрогнул, комично кружась в воздухе, чтобы найти разрыв.
Его крылья сверкали, когда он остановился, крепко зажав их рукой, чтобы увидеть.
— У меня есть другая рубашка, — сказал он, высоко задрав подбородок.
Крылья Гетти засверкали темным, таинственным серым цветом с черными искорками.
— Я могу ее починить, — неуверенно произнесла она. — Если ты позволишь, но мне понадобятся нитки и иголка. Мои находятся на другом конце города.
Дженкс застыл, его широко раскрытые глаза были полны ужаса и горя одновременно.
— Я… у меня есть кое-что, — прохрипел он, и мои плечи опустились в знак понимания. В высокоорганизованном обществе пикси именно жена чинила одежду своего мужа. Дженкс настолько нарушил правила, что согласился носить одежду, сшитую Белль, но фейри была так далека от его возлюбленной Маталины, что он, вероятно, рассматривал это как слегка сомнительную арендную плату, не более того.
Гетти, однако, не была фейри. Он поклялся защищать ее. Он позаботился о том, чтобы у нее была еда. Он подлатал ей крыло. И когда я смотрела, как пыльца Дженкса меняет цвет с серебристого на голубой, затем на красный и снова на серебристый, я почувствовала, как мое сердце разрывается от жалости к нему. Воспоминания о жене терзали его, омрачая возможность найти с Гетти что-то, что сделало бы их обоих… счастливыми? Я была на волосок от того, чтобы расплакаться, а Пайк и Стеф уставились на меня, явно не замечая, что чинят не только рубашку.
— У меня внизу есть кое-какие дела, — повторил он, затем поднялся и завис перед Стеф. — Позаботься о ней, хорошо? — сказал он, и Стеф кивнула. — Я сейчас вернусь-, - тихо закончил он, на этот раз обращаясь к Гетти.
— Дженкс, подожди. — Я рванула за ним, но он уже исчез, и я чуть не упала на лестнице, пытаясь поймать его, так быстро двигались мои ноги. Дженкс ни за что не пойдет со мной сегодня вечером. Ему нужно было оставаться здесь, пока он не убедится, что Барибас не попытается снова. Я могу обойтись Трентом и Пайком. Айви тоже там будет. Мы только поздороваемся и договоримся о другой встрече. Что может пойти не так?
— Дженкс, подожди! — позвала я, входя в святилище, и он остановился, зависнув над недавно выложенным плиткой полом, покрытый бледно-серой пылью. Мое сердце бешено заколотилось, когда я подошла к нему, и сжалось от мучительного чувства вины и боли на его лице: воспоминания о Маталине, его гнев на Барибаса, его потребность заботиться о ком-то. Гетти.
— Ты не пойдешь со мной сегодня вечером, — сказала я. — Ты нужен ей больше, чем мне. Скажи мне, что я неправа, и я съежусь и врежу тебе. Стеф не сможет защитить ее. Ты сможешь.
Он набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, затем посмотрел на свои руки, дрожащие и покрытые чужой кровью.
— Спасибо, — с облегчением прошептал он, и шум его крыльев стал тише.
Я плаксиво улыбнулась ему, жалея, что я не маленькая, а он не большой, и мы не могли просто обнять друг друга. Ему нужно было услышать, как я говорю, что все в порядке.
И, клянусь Богом, так оно и было.