— Тебе это не наскучило, Кассандра? — перебил он устало.
Последовала очередная пауза, после чего она улыбнулась.
— Не особенно, нет.
Балидор продолжал так, словно она ничего не говорила.
— Это тебя не утомляет? — спросил он. — Ты умная женщина. У тебя были…
Он поколебался, затем сменил направление мысли.
— …Вещи, о которых ты когда-то заботилась. Раньше, имею в виду. Когда я только познакомился с тобой.
Видя, как хмуро ожесточаются линии вокруг её рта, Балидор продолжил прежде, чем она успела вмешаться.
— Ты же не можешь врать себе до такой степени, будто не знаешь, что я здесь, чтобы помочь тебе, — раздражённо сказал он. — Зачем ты тратишь время на это?
Она с бесстрастным взглядом позвенела цепями, приковывавшими её к стене.
— Хм, ну я даже не знаю. Хороший вопрос. Может, потому что здесь у меня нет других вариантов для развлечений, брат Балидор?
— Хрень собачья, — прорычал он. — Ты не настолько безразлична. Ты знаешь, что я единственный, кто вообще взялся за эту работу. Я единственный, кто навещает тебя здесь. Я единственный из всего населения этого бл*дского корабля, кто вообще утруждается говорить с тобой… и уж тем более пытается помочь тебе, хоть как-то достучаться до тебя.
Он видел, как она стиснула зубы, и его тон сделался более едким.
— Ты должна понимать, что они думают обо мне из-за того, что я вообще пытаюсь…
Но в этот раз она перебила его.
— Ну и кто теперь заврался? Брат Балидор?
В этот раз в её голосе прозвучала настоящая злость.
Такая злость, что он умолк, давая ей возможность продолжить.
Наградив его жёстким взглядом, она положила предплечья на колени, скривила губы в холодной улыбке. Её голос сделался тише, но Балидор видел завитки настоящего гнева, которые по-прежнему окрашивали её свет, даже вплетались в её слова.
— Никто на этом корабле даже не знает об этих наших маленьких сессиях, — ровно заявила она. — Ты реально думаешь, что я настолько безгранично тупа? Ты явно не сказал своей драгоценной Элли, бл*дь. Я готова поспорить на хорошие деньги, что Ревику ты тоже не сказал. Или Джону. Или даже Врегу. Может, один-два твоих подчинённых в курсе… но больше никто. И бог знает, что ты сказал, чтобы оправдать то, что ты делаешь со мной здесь, чёрт возьми.
Она кивком указала на секцию стены, которая вмещала запечатлевающие устройства наблюдения.
— Ты приходишь только посреди ночи. Ты отсылаешь всех остальных охранников. Всех, кроме одного, которого ты наверняка заставил поклясться в сохранении тайны. Ты отключаешь камеры.
Он почувствовал, как его лицо потеплело, и раздражённо прищёлкнул языком.
— Откуда ты можешь это знать?
— Я это чувствую, — сказала она чуть жёстче.
Он кивнул, признавая её слова жестом видящих.
— И тем не менее, — продолжил он более сдержанным тоном. — Ты знаешь, зачем я здесь. Мы можем провести это время вместе по-другому. Где ты не будешь пытаться найти слабости, которые дадут тебе ничтожные очки не в мою пользу, просто чтобы доказать, что ты на это способна.
Она криво улыбнулась.
Балидор поймал себя на том, что наблюдает за её лицом пристальнее обычного.
Как всегда, он искал там какой-то признак её — женщины, которую он знал до того, как Тень её заполучил.
Тогда она нравилась ему.
Тогда она очень нравилась ему, если честно.
Даже если не считать его немного смущающие световые и физические реакции на неё, Балидор ловил себя на том, что его притягивало к ней по причинам, которые он не мог до конца объяснить самому себе. Как бы это ни было странно, какими бы разными они ни были, не говоря уж о разрыве в способе их воспитания и возрасте, он ощущал там схожесть, резонанс, который сам себе не мог объяснить удовлетворительным образом.
И он определённо не пытался объяснить это кому-то другому.
Что бы там ни было, от этого ему было странно комфортно с ней.
С ней он мог расслабиться.
Он мог ненадолго выйти из своей обычной роли и просто выдохнуть.
Забавно, даже когда они были друзьями, она всегда подкалывала его тем, какой он сдержанный и чинный… вопреки тому факту, что именно с ней он был наименее «чинным».
Конечно, в Касс даже тогда присутствовала некая резкость.
Но его это никогда не смущало.
Уязвимость, которую он чувствовал под этой резкостью, смягчала то, что она показывала ему на поверхности. Более того, многие причины этой резкости импонировали ему. Честность, которую он чувствовал в ней, верность, готовность высказать своё мнение, вмешаться в то, что ей казалось неправильным, и неважно, кому бы ей ни пришлось противостоять.