Мужчину остановили за превышение скорости, и полицейский был очень зол, потому что тот не только превысил скорость, но у него не было прав, а то, что он показал как свои права — это был всего лишь билет на фильм, который они ехали посмотреть. Это было слишком!
Полицейский сказал: «Сейчас я вам дам настоящую квитанцию!» Жена начала кричать на мужа: «Я с самого начала говорила тебе, но ты никогда меня не слушаешь!» И она кричала так громко, что даже полицейский прекратил писать и начал слушать, что происходит. Она сказала. «Во-первых, где твои очки? Ты не видишь, а ведешь машину! Более того, ты так пьян, что я постоянно толкаю тебя, но не вижу никакого результата! Такое впечатление, что ты потерял всю чувствительность!» Потом она поворачивается к полицейскому и говорит: «Офицер, отправьте его в тюрьму! Он заслуживает, по крайней мере, шесть месяцев исправительных работ, более короткий срок ничему его не научит!»
Даже полицейский не мог понять такого большого наказания за небольшое превышение скорости. Он сказал мужчине: «Сэр, вы свободны. Бог уже достаточно вас наказал, дав вам в жены эту женщину. Этого достаточно. Даже мне жалко вас. Я знаю, почему вы потеряли свое зрение. Кто захочет видеть такую женщину? И я знаю, что вы превышаете скорость, потому что она постоянно пихает вас. Мне действительно жаль вас». Он сказал: «Вы продолжаете превышать скорость, но она всегда будет рядом. Нажмите на газ так, чтобы она осталась позади, далеко позади».
И мужчина, и женщина, оба они живут такой земной и ужасной, действительно ужасной жизнью. Я однажды показал своей бабушке жену одного профессора, когда она проезжала, через мою деревню. Я сказал ей: «Здесь живет моя бабушка и вся моя семья, и они были бы счастливы встретиться с вами».
Я представил ее моей бабушке, и когда она уехала, мы оба смеялись. Никто из нас не мог произнести ни слова. Я смеялся, потому что моя бабушка должна была терпеть эту женщину. Она смеялась, говоря: «Это ничего, тебе приходится терпеть ее мужа. Если она ужасна, тогда он еще хуже».
Я сказал: «Я могу сказать только следующее: он выглядит хуже,
чем любая паспортная фотография».
Всю свою жизнь я учил. Я очень редко посещал школу. Учителям приходилось уделять семьдесят пять процентов внимания на то, чтобы избавиться от меня. Но даже это было не все Девяносто девять процентов из этого времени я отсутствовал. Это длилось на протяжении всех моих школьных и институтских дней.
В колледже у меня даже было соглашение с директором, Б.С. Аудхолией. Он был прекрасным человеком. Он был директором колледжа в Джабалпуре, в самом центре Индии. В Джабалпуре много колледжей, а его колледж был один из самых известных. Меня исключили из одного колледжа, потому что профессор не был готов продолжать преподавание, если я не буду исключен. Это было его условие — а он был уважаемым профессором. Позже я могу вернуться к подробностям этой истории.
Меня, естественно, исключили. Кого волнует бедный студент? А профессор был доктором философии, доктором литературы, и так далее, и преподавал в колледже на протяжении почти всей своей жизни. И выгнать его из-за меня — прав я был или нет, не в этом дело. Так сказал мне директор, прежде чем исключил меня. Он должен был дать мне объяснения, поэтому он позвал меня. Он думал, что я такой же, как и другие студенты, дрожащий, потому что меня собирались исключить. Он не ожидал, что я войду в его кабинет как землетрясение
Я начал кричать на него до того, как у него появилась возможность что-то сказать. Я сказал: «Вы доказали, что являетесь всего лишь святым коровьим навозом». Я употребил индусское выражение гобар ганеш, которое означает «скульптура, сделанная из коровьего навоза» и так сильно ударил кулаком по его столу, что он встал. Я сказал: «У вас что, в столе есть пружина, что вы вскочили, когда я ударил? Сядьте!» Я сказал это так громко, что он молча сел. Он боялся, что могут услышать другие, и, возможно, войдут в кабинет, особенно человек, стоящий у дверей.
Он сказал: «Хорошо, я сяду. Что ты можешь сказать'?»
Я сказал: «Вы познали меня сюда и вы спрашиваете, что я могу сказать? Я говорю, что вы должны исключить другого человека, доктора Шриваставу. Он просто глупец, даже со всеми своими степенями, что только ухудшает его положение. Я не причинил ему вреда, я просто задал вопрос, который был совершенно законным. Он учит нас логике, а если мне не позволяется употреблять логику в его классе, где же я могу быть логичным? Скажите мне».
Он сказал: «Это звучит верно. Очевидно, что если он учит вас логике, вы должны быть логичными».
Я сказал: «Так позовите его и посмотрите, кто логичен»,
В то мгновение, как доктор Шривастава услышал, что я был в кабинете директора и что его зовут, он убежал домой. Он не возвращался три дня. Я постоянно сидел там все эти три дня, со времени открытия офиса до его закрытия. Он, наконец, написал директору письмо, в котором говорилось: «Это не может больше так продолжаться, и я не хочу видеть этого мальчика. Или вы исключите его, или вы должны освободить меня от моих обязанностей».
Директор показал мне письмо. Я сказал: «Теперь все хорошо. Он не способен даже признать меня в вашем присутствии, так что вы видите, кто более логичен. По крайней мере, вкус логики не показался вам плохим. Но если он не способен встретиться со мной — а это письмо достаточное доказательство, что он трус — я не хочу, чтобы его выбрасывали. Я не могу быть так бессердечен, потому что я знаю его жену, его детей и его ответственность. Пожалуйста, исключите меня прямо сейчас, и напишите подтверждение, что я исключен».
Он посмотрел на меня и сказал: «Если я исключу тебя, то тебе будет трудно поступить в другой колледж».
Я сказал: «Это моя проблема. Я не соответствую многому, я должен признать это».
И после этого я стучался во все двери всех директоров в городе — это город колледжей — и все они говорили: «Если вы были исключены, то мы не можем рисковать. До нас дошли слухи, что вы постоянно спорили на протяжении восьми месяцев с доктором Шриваставой, и что вы совершенно не давали ему преподавать».
Когда я рассказал всю историю Б.С. Аудхолии, он сказал: «Я рискну, но с условием». Он был хорошим человеком, щедрым, но ограниченным. Я не ожидаю ни от кого безграничной щедрости, но пока у вас нет безграничной щедрости, вы упускаете самый прекрасный опыт в жизни. Да, с его стороны было благородным принять меня, по условие уничтожило это. Условие было хорошо для меня, но не для него. Для него это было преступлением, для меня ли была возможность стать свободным.
Он заставил меня подписать соглашение, что я не буду посещать занятия по философии. Я сказал: «Это прекрасно, на самом деле, чего же большего я мог желать? Это то, чего я хотел бы, не посещать эти идиотские лекции. Я хочу подписать это, но помните, вам тоже придется подписать соглашение, что вы разрешите мне семьдесят пять процентов посещения».
Он сказал: «Это обещание. Я не могу сделать это в письменной форме, потому что это создаст сложности, но я даю обещание».
Я сказал: «Я ловлю вас на слове, и я доверяю вам».
И пи сдержал свое слово. Он дал мне девяносто процентов посещаемости, хотя я никогда не посещал занятий по философии в его колледже .
Я действительно не много посещал начальную школу, потому что река была такой привлекательной и против ее зова было невозможно устоять. Поэтому я всегда был на реке — конечно, не один, но г другими учениками. А за рекой был лес И там было столько мест для исследования - кого интересовала грязная карта, которая была в школе? Меня не беспокоило, где находится Константинополь, я исследовал сам: джунгли, реку там было столько других занятий.
Например, когда моя бабушка медленно научила меня читать, я. начал читать книги. Я не думаю, что кто-нибудь до или после меня столько приходил в библиотеку города. Теперь там всем показывают место, где я обычно сидел, и место, где я обычно читал и писал заметки. Но на самом деле, следовало бы показывать людям, что это было место, откуда меня хотели вышвырнуть. Опять и опять мне угрожали.