Я сказал: «По я не хочу становиться даже величайшим флейтистом.
Это не то, что может наполнить меня; это одномерно».
Он понял и сказал: «Тогда решать тебе».
Я много раз спрашивал его, почему он пытался встретиться со мной, всегда, когда он приходил в деревню, потому что это было первое, что он делал.
Он говорил: «Почему? Ты должен спросить по-другому: почему я прихожу в деревню. Только, чтобы встретиться с тобой, больше мне не из-за чего приходить в эту деревню».
На мгновение я не мог сказать ни слова, даже «спасибо». На самом деле, на хинди нет слова, которое действительно означает «спасибо». Да, есть слово, которое употребляется, но у него совершенно иной аромат: «даньявад». Это означает «Да благословит тебя бог». Ребенок не может сказать: «Да благословит тебя бог», — девяностолетнему старику. Я сказал: «Баба, не создавай мне проблемы. Я не могу даже поблагодарить тебя». Я употребил слово урду «шукрийя» которое ближе по значению к английскому, но все равно, не совсем то. «Шукрийя» означает «благодарность», но оно очень близко.
Я сказал ему: «Ты дал мне эту флейту. Я сохраню ее в память о тебе, и я также буду упражняться. Кто знает? Ты. ты знаешь лучше меня; возможно, это мое будущее, но я не вижу в этом никакого будущего».
Он засмеялся и сказал: «С тобой трудно говорить. Держи флейту у себя и пытайся играть на ней. Если что-то получится хорошо; если ничего не получится, тогда просто храни ее в память обо мне».
Я начал играть на ней, и я полюбил это. Я играл на ней несколько лет и стал действительно профессионалом. Я играл на флейте, а один из моих друзей — не настоящий друг, а знакомый - играл на табле. Мы познакомились, потому что оба любили плавать.
Однажды, когда река разлилась, и мы оба попытались переплыть ее — это было моей забавой, переплыть реку в сезон дождей, когда она действительно становилась широкой; текущей с такой силой, что нас обычно сносило, по крайней мере, на две или три мили вниз по течению. Просто пересечь реку означало, что мы должны были быть готовы пройти три мили обратно, а пересечь ее еще раз означало пропутешествовать еще три мили, так что это было шестимильное путешествие! И это в сезон дождей…! Но это была одна из моих радостей.
Этот мальчик, его звали Хари. Хари - обычное имя в Индии, оно означает «бог». Но это очень странное имя. Я не думаю, что в другом языке есть такое имя, как Хари, потому что на самом деле оно означает «вор» Бог вор? Почему Бога надо называть вором? Потому что рано или поздно он украдет ваше сердце… и чем раньше, тем лучше. Имя мальчика было Хари.
Мы оба пытались переплыть реку, которая была в полном разливе. Она была почти милю шириной. Он не выжил; он утонул где-то по пути. Я смотрел и искал, но это было невозможно: река текла слишком быстро. Если он и утонул, то найти его было невозможно; возможно, кто-то вниз по течению нашел его тело.
Я звал его так громко, как мог, но река шумела. Я ходил на реку каждый день, и пытался сделать все возможное, что только мог сделать ребенок. Полиция старалась, объединение рыбаков тоже старалось, но не нашли даже следа. Он был унесен рекой задолго до того, как они услышали об этом. В его память я бросил флейту, которую дал мне Пагал Баба, в реку.
Я сказал: «Я хотел бы броситься сам. но мне нужно делать другую работу Это самое ценное, что у меня есть, поэтому я брошу ее. Я никогда не буду играть больше на этой флейте, если Хари не будет играть на табле. Я не могу заставить себя играть на ней еще раз. Возьми ее, пожалуйста !»
Это была прекрасная флейта, возможно, она была сделана очень умелым мастером. Возможно, она была сделана для Пагал Бабы его последователем. Я расскажу еще о Пагал Бабе, потому что о нем надо столько еще рассказать.
Сколько времени?
«Десять двадцать три, Ошо».
Хорошо. Сегодня времени не хватит, поэтому оставим Пагал Бабу на другой раз. Но одно я могу потом забыть: это о мальчике, Хари, который умер… Никто не знает, умер ли он или убежал из дома, потому что его тело не нашли. По я уверен, что он умер, потому что я плыл вместе с ним, и неожиданно, в какой-то момент, посередине реки, я увидел, как он исчезает. Я закричал: «Хари! В чем дело?» по никто не ответил.
Для меня, Индия сама мертва, я не думаю, что Индия — это живая часть человечества. Это мертвая земля, мертвая на протяжении стольких веков, что даже мертвые забыли, что они умерли. Они умерли так давно, кто-то должен напомнить им. Вот, что я пытаюсь сделать, но это очень неблагодарное занятие, напоминать кому-нибудь, говоря: «Сэр, вы мертвы. Не верьте, что вы живы».
Вот, чем я постоянно занимаюсь на протяжении этих двадцати пяти лет, день за днем. Больно, что страна, которая дала рождение Будде, Махавире и Нагарджуне, мертва.
Бедный Девагит — чтобы скрыть смешок ему приходится кашлять. Иногда я удивляюсь, кто делает записи. Кашель это хорошо, хихиканье тоже прощается, но как же заметки? Я обманывал учителей, притворяясь, что я быстро пишу заметки. И я обычно смеялся, когда они верили. Но меня обмануть невозможно, и это хорошо. Я слежу за вами, даже хотя вы думаете, что мои глаза закрыты. Да, они закрыты, но достаточно открыты, чтобы видеть, что вы пишите.
Это прекрасно…
БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Итак, я просто снова слушал, не Харипрасада Чаурасию, а другого флейтиста. В Индии у флейты два измерения: одно южное, другое северное. Харипрасад Чаурасия был северным флейтистом; я слушал полярную противоположность, южную.
Этот человек тоже был представлен мне Пагалом Бабой. Когда он представил меня, то сказал музыканту: «Вы можете не понять, почему я представляю вас этому мальчику; по крайней мере, сейчас вы не поймете, но возможно однажды, вы сможете понять».
Этот человек играет на такой же флейте, но совершенно по-иному. Южная флейта намного более проникновенна. Она входит и остается где-то в самом мозгу. Северная флейта прекрасна, но немного ровна - ровна, как северная Индия.
Человек посмотрел на меня, удивленный. Он мгновение думал, потом сказал: «Баба, если вы представляете меня ему, в этом что-то должно быть. Я не могу понять; это моя посредственность, и я бесконечно благодарен, что вы так любите меня, что вы не только представляете меня настоящему, но и будущему».
Я слушал его только несколько минут, потому что мы никогда не были связаны напрямую это происходило через Пагал Бабу. Флейтист посещал его. Если я случайно окалывался там, тогда, конечно, он здоровался со мной. Баба всегда смеялся и говорил: «Прикоснись к его ногам, ты, глупец! Просто «здравствуй» не подходит для этого мальчика».
Он делал это неохотно, и я видел его нежелание, поэтому я не упоминаю его имени. Он до сих пор жив и может обидеться, потому что он прикасался к моим ногам не из-за любви ко мне, а потому что Пагал Баба приказывал ему. Ему приходилось прикасаться к моим ногам.
Я смеялся и говорил: «Пагал Баба, я могу ударить этого человека?»
Он говорил: «Конечно».
И, вы можете себе представить, когда он прикасался к моим ногам, я ударил его по лицу!
Это напоминает мне письмо, которое мне написал Девагит. Я знал, что он будет плакать и причитать. Я знал. Как я это узнал до того, как он мне написал? Даже если бы он мне не написал, я бы это знал. Я знаю своих людей- Я знаю тех, кто любит меня, говорят ли они об этом или нет. И что действительно тронуло меня, были слова: «Вы можете бить меня столько, сколько хотите, это не причиняет боли; больно то, что когда я не хихикаю, вы говорите: «Девагит, не пытайся обмануть меня…» Это причиняет боль. Воль причиняет явная несправедливость». Это слово, которое он употребил. Гудия. я думаю, что он сказал именно эти - «явная несправедливость». Я прав, Гудия?
«Да, Ошо».
Хорошо, потому что это письмо читала мне Гудия.
Я ничего не читал на протяжении нескольких лет, потому что врачи сказали, что для чтения мне нужно носить очки, а я ненавижу очки. Я не могу представить себя в очках. Я бы лучше закрыл глаза. Я не хочу создавать никакой преграды, даже прозрачных очков, между мной и тем, что окружает меня. Поэтому мне приходится зависеть от того, чтобы кто-нибудь читал мне.