Пурурва сказал: «Я люблю тебя. Я не хочу знать, кто ты такая — я не сыщик».
Эти два обещания были даны. Урваши лежит с Пурурвой. Через несколько дней… В этом смысле Веды действительно человечны, ни одно писание не является таким человечным. Все остальные писания очень напыщенны. Другими словами, просто чушь. Но Ригведы просто человечны, со всеми человеческими ограничениями, бренностими, слабостями и несовершенством. Каждый медовый месяц подходит к концу, возможно, на Западе немного быстрее, чем в Индии… влюбленным потребовалось шесть месяцев.
В Америке достаточно выходных для начала и конца медового месяца — а когда он заканчивается, тогда начинается брак! Иисус! А ты говоришь, что после смерти, для тех, кто грешит, существует ад… это после медового месяца! На самом деле, это брак! В Индии медовый месяц, длится шесть месяцев — старый способ закончить все.
Однажды ночью Урваши была разбужена Пурурвой, который смотрел на нее. Это очень не по мужнему смотреть на жену! Что он делал, смотря на нее, когда она спала? Если бы она была чьей-то другой женой, тогда все нормально, но его собственной женой? Но Урваши обладала, была обречена обладать божественной красотой, чем-то необыкновенным. Пурурва не смог сдержать себя.
Он спросил ее: «Пожалуйста, скажи мне, кто ты такая».
Урваши сказала: «Пурурва, ты нарушил свое обещание. Я скажу тебе правду, но я больше не смогу быть с тобой». В то мгновение, когда она сказала ему, что она — богиня, утомленная раем, которая спустилась на землю, чтобы немного узнать людей, потому что боги были так фальшивы — в то же самое мгновение она испарилась как прекрасная мечта. Пурурва снова и снова смотрел на пустую кровать, но там никого не было. Это одна из прекрасных историй, которую я люблю.
Масто был богом, родившимся в этом мире. Это единственный способ сказать, как он был прекрасен. А это была не только красота тела, которое определенно было прекрасно. Я не против тела, я за него Я любил его тело. Я прикасался к его лицу, и он говорил: «Почему ты прикасаешься к моему лицу с закрытыми глазами?»
Я сказал: «Ты так прекрасен, и я не хочу ничего больше видеть, что может отвлечь меня, поэтому я закрываю глаза… поэтому я могу вообразить тебя таким прекрасным, как ты есть».
Вы записываете мои слова? «Чтобы я мог вообразить тебя таким же прекрасным, как ты есть. Я хочу, чтобы ты был моей мечтой». Но не только его тело было прекрасно, не только его волосы я никогда не видел таких прекрасных волос, особенно у мужчины. Я прикасался к ним и играл с ними, а он смеялся.
Однажды он сказал: «Это что-то. Баба был сумасшедшим, а теперь он дал мне учителя, который еще ненормальнее. Он сказал, что ты займешь его место, так что я не могу помешать тебе что-то делать. Даже если ты отрежешь мои волосы, я буду готов к этому и буду желать этого».
Я сказал: «Не бойся, я не отрежу ни единого волоска. Что касается твоей головы, Баба уже сделал свое дело. Остались только волосы». И мы оба рассмеялись. Это происходило много раз и по разному.
Но он был прекрасен — телесно и психологически. Когда бы я ни нуждался, не спрашивая, чтобы не обидеть меня, он оставлял в моих карманах деньги ночью. Вы знаете, что у меня нет карманов. Вы знаете историю, как я потерял все свои карманы? Это был Масто. Он клал деньги, золото, все что мог, в мои карманы. В конце концов, я отбросил саму мысль о том, чтобы иметь карманы, они искушают людей. Или в них залезают, и люди становятся карманными воришками, или, очень редко, с таким человеком, как я, они становятся таким человеком, как Масто.
Он ждал, когда я засну. Иногда я притворялся, что сплю. Я даже начинал храпеть, чтобы убедить его тогда я хватал его за руку, которая была в моем кармане. Я сказал: «Масто! Разве так делают мудрецы?» И мы оба засмеялись.
Наконец я отбросил саму мысль о том, чтобы иметь карманы. Я единственный человек в мире, которому совершенно не нужны карманы. В каком-то смысле это хорошо, потому что никто не может залезть в них. Также хорошо, что мне не приходится носить никакого веса. Это всегда может сделать кто-то другой. Мне это не надо. У меня не было потребности в карманах на протяжении многих лет, кто-то всегда носил их вместо меня.
Только этим утром Гудия давала мне чай, и я позволил блюдцу выскользнуть из рук. Я не могу сказать, что уронил его, это было бы слишком, потому что блюдце было действительно ценным. Оно было отделано золотом. И она бы не простила мне, если бы я сказал, что выронил его, что я позволил ему выскользнуть из рук. Поэтому, естественно, оно упало. Было бы невозможно, чтобы оно полетело, ему пришлось упасть.
В то мгновение я понял многое, что я всегда понимал, но в то мгновение, это все собралось во мне. Падение… человек не может летать - ни Адам, ни Ева… естественно, им придется упасть. Это не было политикой искусителя, падение было естественно для человека. Это было естественно для Адама и для Евы, потому что не было возможности, чтобы они поле тели — не было Люфтганзы, не было Пан Американ, не было даже Эйр Индии. И бедный Адам был действительно бедным. Но было хорошо, что он упал, иначе была бы та же самая ситуация, что и с Урваши.
Он насладился бы всеми плодами рая, конечно, без радости. Он бы жил с Евой без любви. В раю никто не испытывает любви. Я могу это сказать, не боясь быть изгнанным, потому что я не хочу входить в рай, так что какая разница! Рай это последнее место, в которое я хотел бы войти, даже ад предпочтительнее. Почему? Просто из-за хорошей компании. Рай просто ужасен. КомНания святых… Коже мой! Боги просто глупцы, совершенно безумные, просто роботы, иначе как они умудряются бесконечно повторять одно и то же? Я не хочу быть частью этого.
Но Масто выглядел как бог, спустившийся на землю. Я любил его — конечно, безо всякой причины, потому что у любви не может быть никакой причины. Я до сих пор люблю его. Я не знаю, жив он или нет, потому что 22 марта 1953 года он исчез. Он просто сказал мне, что отправляется в Гималаи.
Он сказал: «Я исполнил свой долг, как я обещал Пагал Бабе. Теперь ты то, чем был. Я больше не нужен».
Я сказал: «Нет, Масто. я все равно буду нуждаться в тебе, по другим причинам».
Он сказал: «Ты найдешь способы получить то, что тебе нужно. Но я не могу ждать».
С тех пор я слышал о нем один раз — возможно, от кого-то, кто пришел из Гималаев, от саньясина, бхиккху — что Масто был в Калим-понге, или что он был в Наинитале, или там, или здесь, но он никогда не возвращался из Гималаев. Я просил каждого, кто отправлялся туда: «Если вы встретите человека…» Но это было трудно, потому что он очень не любил фотографироваться.
Однажды я убедил его, чтобы он сфотографировался, но фотограф в моей деревне был гением! Его звали Мунну Миан, бедный человек, но у него был фотоаппарат. Это была старейшая модель в мире. Его камеру надо было сохранить, сейчас она бы стоила миллионы долларов. Из всей пленки получался один кадр. И то не всегда. А когда вы смотрели на снимок, то не могли поверить, как он сделал его, потому что он не был похож на вас. Он был авангардистом! Настоящим авангардистом. Он делал с фотографией то, что понравилось бы Пикассо… или, я не знаю, даже ему бы не понравилось то, что сделал бы с ним Мунну Миан.
Как-то я убедил Масто пойти к Мунну Миану. Мунну Миан был очень счастлив. Масто неохотно уселся в студии деревни. Я не могу по-настоящему назвать это студией, это был всего лишь старый стул без ручек. Люди редко приходили фотографироваться, так что студии в действительности не было.
Вы не знаете, как это делалось в индийских деревнях. Вы не можете даже представить себе. Это до сих пор осталось прежним. На заднем плане был рисунок — огромный занавес с нарисованными сценами из Бомбея огромные здания, машины, автобусы. И конечно, создавалось впечатление, что фотография была сделана в Бомбее. Что еще вы можете ожидать, заплатив одну рупию за три снимка? По Масто смог… или, если быть более правильным, идиотизм Манну Миана испортил все, что я организовал. Он забыл вставить в камеру пластинку!