По правде говоря, вы удивитесь, вы знаете как я опасен… Охранник, которого я подкупал, стал моим саньясином. Итак, кто кого подкупал? Первый раз я подкупал его, чтобы он сказал, что меня нет там; потом, все больше и больше, он стал интересоваться мной. Он вернул все взятки, которые я ему дал. Он не мог хранить их, после того, как стал саньясином.
Кеджурахо - само имя звучит во мне как колокола радости, как будто оно снизошло с небес на землю. Видеть Кеджурахо ночью в полнолуние - значит увидеть незабываемое зрелище. Моя бабушка родилась там, неудивительно, что она была прекрасной женщиной, мужественной и также опасной. Красота всегда такая: смелая и опасная. Она пренебрегала опасностью. Моя мать не похожа на нее, и я сожалею об этом. Вы не сможете найти что-то от моей бабушки в моей матери. Нани была такой отважной женщиной, и она помогла мне отважиться на все — я имею в виду все.
Если бы я захотел выпить вина, она бы дала его. Она бы сказала: «Пока ты не напьешься тотально, ты не сможешь освободиться от него». И я знаю, что это способ освободиться от всего вообще. Все, что я хотел — она организовывала. Мой дедушка, ее муж, всегда боялся — точно как любой другой муж в мире, мышь; прекрасная мышь, хороший парень, любящий, но ничто в сравнении с ней. Когда он умер на моих коленях, она даже не плакала.
Я спросил се: «Он умер. Ты любила его. Почему ты не плачешь?»
Она сказала: «Из-за тебя. Я не хочу плакать перед ребенком», — она была такой женщиной! — «и я не хочу утешать тебя. Если я сама начну плакать, тогда естественно, ты будешь плакать; тогда кто кого будет утешать?»
Я должен описать ату ситуацию… Мы были и воловьей телеге, едущей от деревни моего дедушки к деревне моего отца, потому что единственная больница была там. Мой дедушка был серьезно болен; не только болен, но также без сознания, почти в коме. Она и я были единственными людьми в той повозке. Я могу понять ее сострадание ко мне. Она даже не плакала о смерти ее любимого мужа, только из-за меня; потому что я был только один там, и некому было меня утешить.
Я сказал: «Не волнуйся. Если ты сможешь оставаться без слез, я тоже смогу не плакать». И, поверите или нет, семилетний ребенок не плакал.
Даже она была озадачена; она сказала: «Ты не плачешь?»
Я сказал: «Я не хочу утешать тебя».
То была странная компания в воловьей повозке. Бхура, о котором я говорил прошлым утром, правил телегой. Он знал, что его хозяин умер, но он не заглянул бы внутрь повозки, даже потом, потому что он был единственным слугой и в его обязанности не входило вмешиваться в личные дела. Вот, что он сказал мне: «Смерть — это личное дело; как я могу посмотреть? Я слышал все с места погонщика. Я хотел плакать, я так сильно любил его. Я чувствовал себя сиротой — но я не мог посмотреть в телегу, иначе он бы никогда меня не простил».
Странная компания… и Нана был на моих коленях. Я был семилетним ребенком со смертью, не на несколько секунд, но непрерывно в течении двадцати четырех часов. Не было дорог, и было трудно добраться до города моего отца. Мы ехали очень медленно. Мы оставались с мертвым телом двадцать четыре часа. Я не мог плакать, потому что не хотел беспокоить мою бабушку. Она не могла плакать, потому что она не хотела беспокоить маленького семилетнего ребенка, которым я был. Она была действительно стальной женщиной.
Когда мы достигли города, мой отец вызвал доктора, и можете вы представить: моя бабушка засмеялась! Она сказала: «Вы, образованные люди, такие глупые. Он мертв! Нет нужды звать какого-либо доктора. Пожалуйста, сожгите его, и чем быстрее, тем лучше».
Все были шокированы этими словами, кроме меня, потому что я знал ее. Она хотела, чтобы тело вернулось к первоначальным элементам. Было уже пора… уже поздно; вы можете понять. Она сказала: «И я не собираюсь назад в эту деревню».
Когда она говорила, что она не собирается вернуться и жить в этой деревне, это, конечно, значило, что я тоже не могу вернуться. Но она никогда не оставалась с семьей моего отца; она жила отдельно. Когда я стал жить в деревне моего отца, я жил очень упорядоченно в том городе, проводя весь день с семьей моего отца и всю ночь с моей бабушкой. Она имела обыкновение жить одна, в прекрасном бунгало. Это был маленький дом, но действительно прекрасный.
Моя мама часто спрашивала меня: «Почему ты не остаешься дома на ночь?»
Я говорил: «Это невозможно. Я должен идти к моей бабушке, особенно ночью, когда она чувствует себя такой одинокой без моего дедушки. Днем все в порядке, она занята и столько людей вокруг — но ночью, одна в своей комнате, она может начать плакать, если меня не будет там. Я должен быть там!» Я оставался там всегда, каждую ночь, без исключений.
Днем я был в школе. Только утром и во второй половине дня я проводил немногие часы с моей семьей; моей мамой, отцом, моими дядями. Это была большая семья, и она осталась чужой для меня; она никогда не стала частью меня.
Моя бабушка была моей семьей, и она понимала меня, потому что с самого моего детства я рос на ее глазах. Она знала так много обо мне, как никто другой, потому что она позволяла мне все… все.
В Индии, когда наступает Праздник Света, люди могут играть в азартные игры. Это странная традиция: три дня азартные игры законны; после этого вас могут поймать и наказать.
Я сказал моей бабушке: «Я хочу сыграть».
Она спросила меня: «Сколько денег ты хочешь?»
Даже я не мог поверить моим ушам. Я думал, она скажет: «Никаких азартных игр». Вместо этого она сказала: «Итак, ты хочешь сыграть?» Итак, она дала мне сторупиевую бумажку и сказала, что я могу идти и играть, когда хочу, потому что человек учится только на опыте.
Таким образом, она помогла мне чрезвычайно. Однажды я захотел пойти к проститутке. Мне было только пятнадцать, и я узнал, что проститутка приехала в нашу деревню. Моя бабушка спросила меня: «Знаешь ли ты, что означает проститутка?»
Я сказал: «Точно не знаю».
Тогда она сказала: «Ты должен пойти и увидеть, но сперва посмотри на ее песни и танцы».
В Индии проститутки сперва поют и танцуют, по пение и танец были такими третьесортными, и женщина была такая противная, что меня стошнило! Я вернулся домой в середине, до окончания танцев и песен. Моя Нани спросила: «Почему ты пришел домой так рано?» Я ответил: «Это было тошнотворно».
Только когда я читал книгу Жана-Поля Сартра «Тошнота», я понял, что случилось со мной той ночью. Но моя бабушка разрешила мне даже пойти к проститутке. Я не помню, чтобы она хоть когда-то сказала мне нет. Я хотел курить; она сказала: «Помни одну вещь: курение — это хорошо, но всегда кури в доме».
Я спросил: «Почему?»
Она сказала: «Другие могут возражать, поэтому ты можешь курить в доме. Я снабжу тебя сигаретами». Она продолжала давать мне сигареты, пока я не сказал: «Достаточно! Мне больше не нужно».
Моя Нани была готова пройти любой путь, только для того, чтобы помочь мне пережить это самому. Единственный путь узнать это испытать все самому; это нельзя передать. Тут родители становятся тошнотворными; они постоянно говорят вам. Ребенок - это возрождение Бога. Его нужно уважать, и ему должны быть даны все удобства для роста, и для бытия — не в созвучии с вами, но в созвучии с его собственным потенциалом.
Если мое время истекло, это хорошо. Если мое время не истекло, это даже лучше. Сейчас это зависит от вас, насколько вы продлите его. Все зависит от вас.
БЕСЕДА ПЯТАЯ
Я говорил о смерти моего Наны, моего дедушки. Только сейчас я вспомнил, что ему никогда не приходилось ходить к зубному. Какой счастливый человек! Он умер со здоровыми зубами. А посмотрите на меня. Когда вы проверяли мои зубы, я слышал, что вы сказали, что одного нет. Возможно, поэтому мне так трудно: тридцать один зуб вместо тридцати двух. Возможно поэтому я бью так беспощадно. Естественно, когда даже одного зуба недостаточно, что мне еще делать, кроме как бить беспощадно все?
Так я делал в те первые годы, когда я жил с моим дедушкой, и все же я был полностью защищен от наказаний. Он никогда не говорил: «Делай то» или «Не делай это». Наоборот, он предоставил своего самого верного слугу, Бхуру, чтобы защищать меня. Бхура имел привычку носить с собой очень примитивное ружье. Обыкновенно он следовал за мной на расстоянии, но этого было достаточно, чтобы напугать деревенских жителей. Этого было достаточно, чтобы позволять мне делать все, что мне хотелось.