Нервно Оливия почёсывала голову, бессмысленно оглядывая тёмную комнату вокруг. Эмма перед сном дала ей отвар из валерьяны и душицы, чтобы спать было спокойнее и крепче, но страхи и ошибки прошлого догнали её вновь во сне. Видимо, подсознанию вчерашняя погоня напомнила об эпизоде двухлетней давности. В доме было тихо, Коул наверняка спал после изматывающего дня. А вот Оливия не спешила закрывать глаза, будто знала, что теперь её будут преследовать чистые голубые глаза Гвена. Щуплого парня, который так и не поменял мир к лучшему.
Отказываясь оставаться наедине со своими самыми жуткими страхами, омега вылезла из-под перьевого одеяла и горячими стопами коснулась прохладного паркета. Найти свои кожаные башмаки было сложно в темноте, и кажется, Эмма перед тем, как уложить её, куда-то их убрала. Это не было столь важным сейчас вопросом, поэтому Оливия без сомнений двинулась тихо-тихо к двери. Ей не хотелось будить Коула: в голове всё ещё стоял его окровавленный образ. Пусть он и выглядел так, словно побывал в аду, ей не хотелось задавать вопросы, особенно свой главный: “Как ты выжил?”. Она просто обняла его и обрела спокойствие.
Вода была, к несчастью, теплой. Знойное лето имело свои минусы, но Оливия наслаждалась душной атмосферой и прогревала свои косточки. Мир вокруг сразу казался ленивым и неторопливым, а такой мир больше всего подходил ликанам. Напившись вдоволь, Оливия стояла в тишине и темноте, оглядывая кухню, пока глаза не заметили приоткрытую дверь. С первого дня пребывания в этом доме её больше всего интересовало, что за ней скрывается. Она всегда была заперта, но ключа в доме не было. По крайней мере, пронырливая омега не смогла его найти, а времени у неё на это было вдоволь. А тут, посреди ночи, стоит себе открытая потайная комната, в которую, ну уж точно, нужно заглянуть.
Она, двигаясь осторожно, подошла к двери и тихо открыла шире. Это оказалась не комната, скорее подвал. Длинная лестница вела вниз, куда-то в темноту. Хоть Оливия и в детстве не особо боялась темноты, с лёгкостью спала без света, сейчас она всё-таки берёт из гостиной масляную лампадку, поджигает и только с ней делает первый шаг в подвал. Здесь сыро и прохладнее, чем наверху. Омега едва ёжится, но продолжает спускаться, подсвечивая ступеньки. Когда оголённые ступни касаются холодного пола, мурашки бегут по спине. Оливия уже занята разглядыванием местности. Здесь полно бочонков, надписи на которых гласят, что содержимое - либо пиво, либо вино: эти напитки часто появлялись на совместных ужинах со стаей Коула. Чуть дальше находился большой шкаф, который также был усеян бутылками с алкоголем. И это тоже не особо её интересовало. Напротив, по другую сторону подвала, было много шкафов с различными бумагами, папками и старинными фолиантами. Оливия немного пошарила и не нашла ничего запоминающегося: почти всё связано с работой Коула. Куча законов, куча указов Правителя, куча всего того, что она не особо понимала. Казалось бы больше и искать тут нечего.
Девушка ещё покрутилась на месте, освещая лампадкой подвал вокруг. И когда она посветила в дальний угол, там что-то блеснуло. Большой деревянный сундук, обрамлённый позолотой стоял и выделялся среди остального барахла. На нём почти не было пыли, и выглядел он слишком хорошо, чтобы его хранить в подвале. В чём-то похожем девушки её Поселения хранили свои личные вещи, либо шкатулки с драгоценностями. Этот же был обречён пылиться здесь.
- Что это тут у нас… - прошептала в тишину Оливия, подходя будто бы к сундуку с сокровищами.
Поставив лампадку на одну из полок рядом стоящего стеллажа с бумагами, девушка ещё раз подумала, стоит ли ей лезть туда. Но что такого может лежать в сундуке? Всё-таки рискнула заглянуть. Крышка оказалась тяжелее, чем ожидалось: она громко стукнулась о стенку.
- Боги! - прошипела недовольно. Меньше всего она хотела разбудить Коула, чтобы он застал её тут, как шпионку, роющуюся в его вещах.
В доме всё ещё было тихо, ни звука, кроме её предательского дыхания. Она продолжила, опуская голову пониже, чтобы в сложившихся сумерках разглядеть хоть что-то. Казалось, это тоже сундук с личными вещами. Первым делом Оливия достала несколько бумажек, которые оказались рисунками. На одном изображён незнакомый пейзаж. Было похоже море. Художник использовал обычный карандаш, но работал искусно и талантливо. На следующем красиво расположился волк Коула, она его сразу узнала: шелковистую блестящую шёрстку и строгий, недовольный взгляд. Оглядев ещё парочку пейзажей, Оливия убирает в сторону стопку с рисунками и рассматривает сундук глубже. В одной из шкатулок находит несколько украшений, в ценности которых сомневается. Выглядят слишком просто, чтобы быть настоящим золотом или серебром. Лишь несколько секунд уделяет на разглядывание милого гребешка для волос, на котором искусно изображены переплетающиеся розы. Копается дальше, и уже становится понятно, что всё содержимое принадлежало когда-то девушке. И украшения, и предметы личного пользования, и рисунки, и… Оливия отрыла среди всего целую связку бумаг, которые оказались письмами. Это было неприлично читать, её с самого детства учили уважать личное пространство, но то, что лежало наверху было таким соблазнительным, чтобы быстро пробежаться глазами.
“Дорогой Коул,
Мне кажется, время начало идти назад. Я не могу о чём-то просить, но ты так и не приехал позавчера, хотя я прождала тебя на нашем месте. Целый час. Знаю, ты сейчас, наверняка, занят приготовлением к отбору (новости дошли и до нас). Я переживаю и каждый вечер перед сном представляю, что ты получаешь Звание.
Не знаю, когда наша встреча всё-таки состоится. Ты ведь не забыл, мои родители с ума теперь сходят, узнав, что их дочь влюбилась в волка из Пятого. Они просто тебя не знают. Как я. Они не знают нашу любовь. Может, нам стоит сбежать?
В пятницу я снова постараюсь ускользнуть в лес. К шести на нашем месте. Если же нет, я оставлю открытым окно.
С любовью, Анна”.
Прочитав, Оливия сразу же пожалела. Это была переписка слишком личная, слишком интимная, и у неё не было права так поступать с Коулом. Внизу, на листке, стояла дата. Больше двух лет назад. Конечно, она не знала, было ли это последним письмом, или же дальше идёт последующая переписка, но Анны никакой в доме не было. Коул ни разу не говорил, что любит кого-то, что у него есть женщина. Он толком ничего вообще не говорил о себе.
Над головой послышались медленные шаги, старые деревянные балки заскрипели.
- Только не это… - прошипела омега, начиная хаотично скидывать всё обратно в сундук и не беспокоясь о возможных неприятностях, если Коул однажды увидит, что тут кто-то шарился.
Подвал частично находился под лестницей и частично под коридором на втором этаже, поэтому у Оливии было время, но не так много, как хотелось бы. Всё же ей его хватило, и она успела негромко захлопнуть крышку сундука, быстро оглядеть подвал, схватить лампадку, взбежать по лестнице наверх, выскользнуть из подвала и закрыть за собой дверь тихо. Девать себя было некуда, поэтому Оливия осталась стоять в кухне, успев поставить лампаду на столешницу. Коул как раз ступает с лестницы и входит в кухню, потирая сонно глаза. Он словно не замечает, как Оливия натянута и будто бы не в своей тарелке, похлопывает ресницами, а второй рукой он прикрывает полами рубашки пресс. Всё же омега успевает ухватить огромную гематому, покрывающую правый бок, там же её прозорливые голубые глаза находят затянувшиеся следы зубов. Адреналин снова входит в кровь, заставляя сердце ускориться, будто бы они опять на краю смерти в этом тёмном лесу.