С тех пор как они покинули убежище, прошло десять часов. Десять часов непрерывного ченнелинга и продвижения под землей. Мейзан измерил длину туннеля, который они проделали. По его расчетам, они прошли примерно треть пути через лес. Такими темпами, прежде чем они достигнут восточной окраины Марфарана, пройдет еще один день.
Мертвый лес Марфаран окружал Мерумарт со всех сторон, а безжизненные деревья опоясывали вулкан. Войска Калдрава заполонили лес, а на западных окраинах их было еще больше. Убежище балансиров находилось где-то на востоке, примерно в полудне пути от окраины Марфарана.
Мейзан наблюдал за Канной, отмечая, как дрожат ее зрачки во время ченнелинга. Она покачнулась, и юноша успел подхватить ее, прежде чем та упала.
– Вы устали, вождь. – Он усадил ее на землю. – Я могу продолжить, пока вы отдыхаете.
– Нет, – прохрипела Канна, подняв руку. – Береги свою энергию. На всякий случай. – Мейзан хотел возразить, но она окинула его испепеляющим взглядом. – Ты не можешь использовать ченнелинг. Это приказ.
Мейзан скрестил руки на груди и уставился на истощенную Канну, смуглое лицо которой стало пепельно-серым. Ее хитроны еще несколько часов будут бесполезны, пока не перезарядятся, а также пока не восстановятся ее физические силы. Мейзан был удивлен, что Канна смогла проделать туннель на много-много километров. Структура и объем камня требовали огромного количества энергии и предельной концентрации.
– Это из-за Таэзура? – спросил Мейзан.
Глаза Канны сверкнули в свете факела, когда она повернулась к нему лицом.
– Позвольте мне заменить вас, пока вы отдыхаете, – предложил Мейзан.
Он понял, почему вождь не хотела, чтобы он занимался ченнелингом. У хитронов Мэлина была своя воля, склонная к разрушению. Один неверный шаг – и Мейзан может просто взорвать туннель. Но он не хотел оплошать. Только не снова.
– Прибереги свою энергию, – повторила Канна. – На случай, если я все испорчу. На случай, если нам придется сражаться.
– Если до этого дойдет, я уничтожу их, – сказал Мейзан, придав своему голосу больше уверенности. – Что бы ни случилось, я не позволю им поймать нас.
– Иногда я задумываюсь, что будет с нами, если это произойдет. Сотрет ли это наши грехи, если они будут достаточно мучить нас? Очистят ли боль и страдания наши души?
Мейзан уставился на Канну. Неужели ченнелинг убил все клетки ее мозга? Вождь никогда не говорила о такой ерунде, как грехи и души.
– Белая вспышка, – продолжала Канна. – Иногда она мне снится…
– Вы бредите, вождь.
За все свои семнадцать лет Мейзан ни разу не видел белой вспышки. Легенда гласила, что, когда душа меняет свое вращение и становится достаточно светлой, чтобы вознестись в Майану, мир вокруг нее на мгновение вспыхивает белым светом. Но Мейзан никогда не слышал о том, чтобы кто-то сумел вознестись. Тех, кто исчезал, обычно захватывали враги или пожирал какой-нибудь хищный зверь – в Мэлине хватало и тех и других.
– Интересно, – прошептала Канна, – смогу ли я когда-нибудь… вознестись…
Мейзан фыркнул:
– Такая злобная карга, как вы? Сомневаюсь.
Канна улыбнулась:
– Ты прав. Торанический Закон… никогда бы… не позволил мне…
Мейзан проснулся от удара по голове. Он вскочил на ноги и увидел, как вождь трясет кулаком.
– Ничтожное отродье! Ты должен был караулить, а не спать!
– Мне было скучно, – проворчал Мейзан.
Он уже установил сигнальные провода при входе в туннель, чтобы предупредить о незваных гостях. Но их враг находился над землей, а не под ней.
Однако вспыльчивый нрав Канны означал, что она вернулась к своему привычному состоянию. И теперь Мейзану не нужно выслушивать ее изнурительную болтовню о белых вспышках и Тораническом Законе.
Он потянулся, затем прислонился к скалистой стене, пока вождь продолжала прокладывать проход. Вытащил меч из деревянных ножен: ручка была выкована в форме головы нагамора, а плетеный шнур, обвивавший рукоять, имитировал свернувшееся тело зверя. Между перьями была начертана максима клана, которая гласила:
Твое горе – оружие,
пусть слезы закаляют клинок, и, если главная цель – месть, мы уничтожим наших врагов.
Мейзан провел пальцем по стали, а затем принялся затачивать клинок плоским куском камня. Когда-то этот меч был оружием чести, которым могла владеть только правая рука вождя Канджаллена. Канна нашла его в разрушенной деревне и бросила Мейзану, скорее как замену сломанному мечу, нежели как значимый подарок.
Мейзан понимал, что это ничего не значит, ведь Канджаллена больше нет.