Я облегченно выдохнул и огляделся. Комната была практически не обставлена. Лишь узкий застекленный шкаф с посудой, тумба с аппаратурой — видиком и дивидишником, на которой громоздился здоровенный телевизор, — вот, собственно, и все. Ну, и кожаный диван, на котором я восседал, да небольшой, типа журнального, столик с темной прозрачной столешницей возле него. И никакого компьютера, который мне вроде бы полагалось настраивать. Но что меня удивило более всего — ни одной книги. Да что там книги — ни одного печатного издания вообще! Впрочем, все это могло находиться в соседней комнате, из которой как раз выходила Маша, одетая в ярко-синий атласный халатик и держащая в одной руке коньячную бутылку, а в другой — тарелку с нарезанным кружочками лимоном.
Я просто обалдел от такой оперативности, а Маша, водрузив угощение на столик, достала из шкафа маленькие рюмочки, села рядом со мной, плотно прижавшись бедром, и томно мурлыкнула:
— Наливай!
— A-а… как же Интернет? — вякнул я.
— Успеем! — отмахнулась Маша. — Он же не убежит никуда.
Делать нечего, я потянулся за бутылкой, мимоходом бросив взгляд на запястье. Часы оттикали уже тридцать пять минут с момента нашего с Михой разговора. Неужели забыл, поросенок?
Я нарочито медленно откупорил бутылку, отметив и впрямь качественный коньячный запах, мягко ударивший в ноздри. Еще я посетовал мысленно, что для хорошего коньяка лучше бы подошли специальные бокалы — низкие и широкие, чтобы, подставив под донышко ладонь, ее теплом можно было согревать божественный напиток, вдыхая его отдающий дубовой бочкой аромат. Но говорить я, понятно, ничего не стал и разлил коньяк во что есть.
— За нас? — масляно блеснула глазами Мария и потянулась рюмкой к моему бокалу. Я кивнул, мы чокнулись и выпили. Впрочем, Маша лишь чуть пригубила и поставила рюмку на столик. Я, сжевав кружок лимона, сделал попытку подняться:
— Ну, посмотрим, что там с компьютером?
И тут Мария сделала, что называется, ход конем: она схватила меня за полы расстегнутого пиджака и, повалившись на спину, потянула за собой. Я не удержал равновесия и рухнул прямо на нее, в последний момент успев выставить руку, чтобы не придавить девушку всей массой. Но рука при этом, как будто специально, прихватила ткань Машиного халата, и тот распахнулся, обнажив груди Зориной, в которые я чуть было не ткнулся лицом.
Я не успел ничего сделать. Мария принялась судорожно срывать с меня одной рукой пиджак, а другую просунула под него и не по-девичьи крепко прижала меня к себе. А губы ее часто-часто зашептали, обдавая меня мятным ароматом:
— Иди ко мне!.. Иди, иди!..
И я бы пошел… Наверное, пошел бы. Потому что в тот момент забыл обо всем: и об истинной подоплеке Машиной страсти, и о собственной «нераспечатанной» супружеской верности…
Но тут запиликал телефон. Пиджак висел уже на одном лишь плече, и мне пришлось неуклюже вывернуться, чтобы попасть в его внутренний карман. Я поднес аппарат к уху, все еще продолжая лежать на Зориной, впившись взглядом в матовую белизну соблазнительных полушарий с розовыми вишенками наверший.
— Да!.. — прохрипел я.
— А… это кто?.. — удивленно спросил Мишка.
— Да я, кто же еще-то? — пробормотал я, пытаясь принять сидячее положение. Но Машина рука лежала у меня на спине по-прежнему твердо.
— Нажрался уже, что ли? — продолжал удивляться Миха.
— Да с чего ты взял? — собрался было обидеться я, но вовремя вспомнил про обговоренный нами сценарий. Мишка тоже. Он выдохнул облегченно и почти заорал, как мы и договаривались. Мне даже пришлось чуть отставить трубку, что было очень даже кстати — Мария могла теперь слышать каждое Мишкино слово, не напрягая слуха. А заорал Миха следующее:
— Венька, выручай!!!
Тут я сделаю небольшое отступление. К своему полному имени я отношусь более-менее нормально, хотя с огромным удовольствием, будь моя воля, звался бы как-нибудь более традиционно — скажем, Сергеем или Вадимом. А вот уменьшительно-ласкательные производные моего имени меня просто бесят! Матя, Мотя — это же просто-напросто натуральное издевательство! Поэтому при неофициальных знакомствах я представляюсь Веней. И всех друзей и близких приучил называть меня только так. Ну, или полным именем на крайний случай. Поэтому и Мишка назвал меня именно Венькой.