Идан отказался от протянутой ему чашки. Старик продолжил.
— Проклятые разбойники — ничего не сеют, но жнут с нас, кровь нашу пьют. Дань им подавай, девок им подавай. А взбесятся — хохмы ради деревню сожгут. И карательные отряды их полностью не могут перебить.
— Почему же? Бандитов слишком много?
— Эта земля в размерах больше Юга, Востока и Запада Жуана вместе взятых. Тут легион может раствориться без проблем. Не так уж и много народа тут живет. Денег мало. Чем тут промышлять кроме скота? В этом холоде разве что путное вырастить возможно? На что содержать армию то?
— Идан помолчал, почесал правый висок. — Но все же почему вы посчитали меня злодеем?
— Собаки не лаяли. Думал коль не разбойник, значит черт какой-то. Весь в черном. Ты глаза то свои видел? Злоба в них таится. Уж это я вижу. Ой,извините, что это я на “ты” обращаюсь!
— Нет. Пусть будет “ты”. Вы старше, и я тут не как солдат, а как гость. Насчет запаха, в такой ливень им мой запах не учуять. Что по звуку — значит не зря прошли все эти годы обучения. Хватит печальных разговоров, отец. Я все вижу. Скажите на милость, у вас есть чай?
Старик услышав слово “отец” прям раздобрел, засиял довольной гримасой. Его дочь наконец, успокоившись, отошла в сторону и принялась за работу.
— Чай есть. А ты сынок, ответь, как ты до такой жизни докатился? Чем ты провинился что тебя с твоими умениями в эту глушь отправили?
— Отвечу только если отыщется вкусный чай и рыба по душе.
***
Джал’най нельзя было назвать красавицей, но и уродиной она не считалась. И хоть в малые моменты сосредоточенности, ее задумчивое лицо принимало наиболее милый вид, притягивая мальчишек, сама она никогда не стремилась нравится парням. Парням больше нравилась Сая, которая умела подбирать слова к месту и не выделяться сверх меры. Она носила красивые женские платья, сшитые своей матерью, ее украшения хоть и не были изысканными, но были подобранными тщательно аккурат ко всей одежде. Ее прямая осанка, складно, красиво выстроенная речь и самое главное уважительное отношение делало ее в глазах ровесников принцессой больше чем саму Джал’най. А Джал’най напротив любила мальчиковую одежду: брюки, бордовая бандана, легкая овчинная куртка черного цвета с грубым вырезом, поверх которого она носила скрепленный крепким ремнем бордовый камзол. Во всем этом наряде она и сама походила на мальчика. Характер же «пламенной девочки»— так ее прозвал отец Сулу — был неподатлив, прямолинеен, она не умела подстраиваться под людей. Она высказывала в лицо человеку то, о чем думает без малейшего намека на снисходительность и такт. Ее специфическое чувство юмора принимала только Сая, а ее патриотичный настрой «во славу Туры» не находил откликов у детей обычных сословий. В отместку за это она их разыгрывала, иной раз ее шалости оказывались чересчур жестокими по отношению к жертве. Но до недавнего времени все ей сходило с рук — она все-таки принцесса. Только ее мать Алана могла внушить ей страх. И то не всегда.
Девочки направлялись в сторону долины домой, успев до этого набить корзину и свои животы лесными ягодами. Путь был недалеким, но благо всегда было что обсудить. Джал’най все говорила о грядущем обряде посвящении.
— Джал’най, от того ли что я становлюсь женщиной и мое тело перестраивается, возможно у меня появились временные проблемы со слухом. Повтори: как ты начнешь свою речь перед собранием?
— Я — Джалынай Огун-тур. Дочь Сулу Огун-тура. Моя цель — стать достойным правителем Туры, вернуть былую славу моему народу и объединить весь мир под своим началом. Я клянусь…