— И маманя твоя чужеземка меня раздражает. Всю такую вселенскую доброту из себя строит. Не зря значит издавна запрещали смешивать кровь: вот такие уродки на свет появляются когда Огун-тур берет жену из Данаиыров.
Во всей этой суматохе только Ахан, сидел молчаливо прижимая рану Тапала правой рукой, левой же вытирая предательски выступившие слезы на глазах.
В тот вечер в долине было шумно.
Глава 2
*2*
Юный стрелок тяжело вздохнув, натягивает тетиву. Дыхание задержано, стойка ровная, плечи выпрямлены, ноги расставлены. И все-таки рука предательски подрагивает, но он силится, напрягает предплечье, тянет еще сильнее и выпускает стрелу. Мимо. Пробует еще раз. В этот раз раз целится в два раза дольше. Выстреливает — снова мимо. Покачивая головой от возмущения, стремительно достает из колчана еще одну стрелу — выстреливает сразу же, без лишних раздумий и приготовлений. Мишень все также девственно пуста. Последняя же выпущенная стрела даже не долетела до стены, как другие.
“Вот криворукий! Чтоб тебя!” — мальчик от досады лупит себя кулаком по голове.
“Ну же, ну же! Ты чего? Зачем же себя бить, Идан?”
Идан обернулся и увидел на крыльце свою маму и засмущался.
— Ты сама видела, матушка. Я никудышный в стрельбе. Не стать мне воином как Мерген Огун-тур. Даже до отца мне очень далеко. Все время руки дрожат...
— Никто не становился великим в одночасье, сынок. — Лицо матери отсвечивало яркое солнце, ее белоснежное платье тоже. Не в силах глядеть мальчик зажмурился и прикрыл глаза руками. Она спускалась к нему по ступеням медленно величаво. — Ты еще юн, нечего зазря переживать. Всему свое время под этим небом. И ты станешь тем кем тебе суждено.
Она остановилась и внимательно смотрела на своего сына. Нет, не просто смотрела. Она им любовалась. Ее глаза отражали душу, поглощенную материнской любовью, самой сокровенным чувством на земле. Мальчик это чувствовал. На мгновение ему удалось забыть о своей досаде. Она нежно улыбнулась, широко раскрыла свои руки, взмахнула бровями и произнесла: “иди ко мне”.
Мальчик подбежал и кинулся в ее объятия. Она покачивая плечами прижимала его к себе крепко-крепко.
— “Знай одно, Идан. Говори о себе только хорошее. Ты не слабак, не бездарный. Ты сильный. Ты талантливый. У тебя все получится. Если что-то не срослось, не бросай это, продолжай идти вперед. Когда учишься — промахи и ошибки случаются. Но ты должен верить в лучшее. И работать дальше.”
— Хорошо, мама.
— А теперь бери свой лук и попробуй еще раз.
Мальчик послушно принялся за дело. Но тут к ней пристроилась мама, поддержав его правое предплечье.
— Давай попробуем вместе. Закрой глаза. Представь, как ты целишься, твоя рука не дергается, дыхание ровное, медленное. Выстреливаешь и наблюдаешь как стрела достигает цели. Представил?
— Да.
— Стреляй!
Стрела почти поразила центр мишени, опустившись чуть ниже в ширину одной ладони.
— Получилось! Получилось!
— Запомни: величайшее твое оружие не меч, не лук, и даже не кулак — а слово. Пользуйся им только во благо себе и другим, — она прижала сына к себе и обняла еще крепче чем раньше.
— Я запомню. Я запомню. Я запомню…
— Молодой господин, что с вами? У вас жар? Вы бредите!
Мир, который Идан так не хотел отпускать, безжалостно и бесследно растворился под натиском голоса дочери трактирщика.
Это был лишь сон: отголосок прошлого, который врезался глубоко в память и выныривал в дни немощи и тоски, оставляя за собой лишь пустоту.
У Идана действительно был жар, едва открыв глаза, он протянуто вопил в пустоту: “Боже, почему чай на севере настолько отвратительный? Кто нибудь может ответить?”
***
Вчера показавшиеся слишком большими глаза сегодня выпучились ненашутку. Содрогаясь от холода, Идан сидел в углу поближе к печи, окутанный несколькими слоями пледа и тряпок. Рыжий бородач подошел к его столу с миской от которого шел приятный запах и манящее уютное тепло. Идан сперва интуитивно вцепился в нее своими ладонями и только затем обратив внимание на старика, слегка осел.