Стоило мне так подумать, как на периферии видимости проскочил чёрный пушистый шарик размером с мяч для тенниса.
Я тут же рванулась за ним, пытаясь не упустить, и сама не заметила, как сошла на берег. Толпа между прилавками стихийной ярмарки была ещё более плотной, чем на мосту, и вскоре прыгучий чёрный шарик затерялся среди множества ног. Я остановилась, чтобы перевести дух, и тут в кармане пиликнул телефон.
И – померещилась вдали розовая макушка.
– Йен, – выдохнула я с облегчением и, протолкавшись локтями через толпу, обняла его со спины. – Слушай, у меня чуть сердце не остановилось, хотя знала же, что всё закончится хорошо… Йен?
Лицо у него было таким сосредоточенно-задумчивым, что от этого кожа мурашками покрылась.
– Итого два с половиной часа, – отстранённо произнёс он и крепко обнял меня в ответ, пристраивая подбородок на моей макушке. – Не самый приятный опыт в моей жизни, но зато весьма познавательный.
– Да уж, соглашусь, – откликнулась я рассеянно, и тут до меня дошло. – Так. Погоди. Два с половиной часа?
Не отвечая, Йен сгрёб меня в охапку и потащил куда-то прочь, кажется, проходя прямо сквозь торговые ряды и не задумываясь о том, заметит ли это кто-нибудь. Сувениров, к моему удивлению, на прилавках не было; зато мелькали по сторонам горы оранжевых апельсинов, жёлтых лимонов и розоватых от спелости грейпфрутов, душистые веники из лавра и лаванды, полосатые яблоки, сочащиеся сладостью груши. Одну я схватила по пути, то ли из озорства, то ли затем, чтоб проверить, настоящая ли она, а теперь она согрелась в ладони и немного смялась.
Сердце у Йена, крепко прижимавшего меня к груди, колотилось, как бешеное: тук-тук-тук-тук…
Наконец прилавки закончились. После шума и суеты открытое пространство оглушало – короткий лабиринт из шиповника, несколько скамей под белёсыми платанами, широкая полоса песка и много воды, тёмной и спокойной. Ближе к берегу сновали по волнам туда-сюда пёстрые утки, видимо, рассчитывая на угощение, а чуть дальше плавно покачивалась, склонив шеи друг к другу, пара чёрных лебедей.
Тут меня озарило.
– Это не Стила, – выдохнула я. И, сощурившись, добавила: – И не Мост Поцелуев. Он тоже красный и металлический, но совсем другой.
– Река – Аржан, точнее, водохранилище по течению Аржана, вон она, дамба, вдали, – подтвердил Йен мою догадку и присел на скамью; я оказалась у него на коленях, но нас обоих такое положение более чем устраивало. – А вот там, – указал он налево, – Мост у Рынка, где ты и сошла на берег. Чуть дальше, соответственно, рынок. Больше двух часов я носился по всему городу и пытался тебя разыскать, но не мог – даже чары не помогали. Такое случается, если человек попадает в каверну… но каверны я не нашёл. Ни одной. А потом чары тебя зацепили, я сразу же переместился на рынок – и тут ты сама меня отыскала.
Я зажмурилась, откидывая голову ему на плечо, и ощутила слабые, почти невесомые поглаживания – шея, скулы, веки… Тревога потихоньку отпускала.
– Странно. По моим прикидкам, прошло около получаса, и всё это время я бегала по Мосту Поцелуев, пока не заметила потерянную душу и на автомате не пошла за ней к торговым рядам. Но мне казалось, что те прилавки – часть Торгового острова, – пробормотала я, воскрешая в памяти карту. – Нет, много можно списать на рассеянность, можно даже перепутать берег. Но незаметно для самой себя пройти насквозь через Ботанический сад и очутиться на рынке… Вряд ли я настолько отвлеклась.
– Вижу тут два варианта, – задумчиво протянул Йен. – Либо тебя отвлекли, либо переместили. И оба они мне не нравятся, потому что я ничего не заметил.
С закрытыми глазами мне мерещилось, что плеск воды слышался совсем рядом, будто бы у самых ног, а рынок, наоборот, остался где-то далеко-далеко. После пережитого беспокойства и бестолковой беготни тянуло в сон. Ветер почти стих, выглянуло солнце, уже ласковое, незлое, клонящееся к горизонту… А потом я вдруг услышала отчётливый мерный шорох – заплетающиеся мелкие шажки по песку – и хихиканье.
Близко.
Я распахнула глаза и резко выпрямилась, едва не зарядив Йену башкой в челюсть.
– Что случилось? – спросил он, неуловимо собираясь: его выдавала не мимика, а неявное чародейское свечение по кромке радужки, пока бледное, розоватое, как лепестки олеандра. – Приснилось что-то?