Читая Первую главу, мы сравнивали Онегина с Пушкиным, с Чаадаевым, Кавериным - с умнейшими, выдающимися людьми своей эпохи. Евгений не таков, как эти люди, ему недоступны их знания, их таланты, их умение понимать жизнь, действовать. Но он много выше среднего человека своего круга; в этом мы убеждаемся, читая вторую главу. И этого-то не прощает ему его круг.
За неделю до того, как вчерне закончить вторую главу, Пушкин писал А. И. Тургеневу: «... Я на досуге пишу новую поэму Евгений Онегин, где захлебываюсь желчью». (Выделено Пушкиным.) За месяц до этого, в разгар работы над второй главой, Пушкин пишет в другом письме - П. А. Вяземскому: «...О печати и думать нечего, пишу спустя рукава. Цензура наша так своенравна, что с нею невозможно и размерить круга своего действия - лучше об ней и не думать».
Эти письма были написаны одновременно со второй главой. Даже те пять строф, которые мы уже прочли, вовсе не безобидны. Онегин ввел в своей деревне новые порядки, «чтоб только время проводить», но в глазах соседей он тем не менее не просто «чудак», а «опаснейший», да еще и не единственный в своем роде: не один молодой дворянин вел себя так, как он, и это вызывало ненависть мира Молчалиных и Загорецких. А Пушкин, будто бы и не показываясь на страницах романа, на самом деле явно симпатизирует Онегину и «захлебывается желчью» при мысли о его недоброжелателях.
Какими бы ни были разными Пушкин и Онегин, они из одного лагеря, их объединяет недовольство тем, как устроена российская действительность. Умный, насмешливый, зоркий Пушкин первой главы остался таким же и во второй, но теперь читатель узнал о нем больше. Перед нами - гражданин, человек, неравнодушный к судьбе своей страны; ссыльный поэт продолжает думать и действовать так, как действуют поэты - словом. Короткий рассказ о жизни Онегина в деревне заключает в себе мысли и наблюдения, близкие к мыслям и наблюдениям декабристов.
Когда на сцене появляется Ленский, мы знакомимся с еще одним типом русского молодого человека пушкинской поры.
...С душою прямо геттингенской, Красавец, в полном цвете лет, Поклонник Канта и поэт. Он из Германии туманной Привез учености плоды: Вольнолюбивые мечты, Дух пылкий и довольно странный...
В Геттингенском университете в Германии воспитывалось немало русских юношей - и все они были известны своими «вольнолюбивыми мечтами». «Дух пылкий и довольно странный» был у другого «поклонника Канта и поэта» - Кюхельбекера, того самого Кюхли, которого так дразнил в детстве и так любил всю жизнь Пушкин.
С Ленским в музыку пушкинских стихов врывается совсем новая мелодия - трогательно-нежная и немножко насмешливая.
От хЛадного разврата света Еще Увянуть не Успев, Его дУша была согрета Приветом дрУга, Лаской дев. Он сердцем миЛый был невежда, Его ЛеЛеяЛа надежда...
(Выделено мною. - Н.Д.)
Вся седьмая строфа построена на повторении звуков Л-У-У-У-У-Л-У-Л... И слова-то какие: увянуть, душа, лаской, милый, лелеяла!
Когда Пушкин в «Полтаве» описывает бой, у него звучат Ш, Р, Ж: «швед, русский колет, рубит, режет...»
Во вступлении к «Медному всаднику» слышен пир: «шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой» (Ш- П-П-П-Ш-П). А Ленского сопровождает мягкая, негромкая музыка: нежные, возвышенные слова, плавные звуки Л-У создают ощущение легкой грусти, заставляют полюбить Ленского и даже проникнуться к нему жалостью, хотя оснований для жалости пока нет.
И Пушкин любит молодого поэта - нет сомненья. Но все-таки что-то настораживает в первых же строфах, посвященных Ленскому:
...Он сердцем милый был невежда... ...Цель жизни нашей для него Была заманчивой загадкой, Над ней он голову ломал И чудеса подозревал.
(Разрядка моя. - Н. Д.)
Вдруг среди таких возвышенных поэтических слов простые и даже грубоватые: «невежда» ( хоть и «милый»); «голову ломал»! Более того: те высокие идеалы, которым верит, которым поклоняется Ленский, Пушкин называет «чудесами»! И дальше снова - с тем же повторением звука «Л» - Пушкин рассказывает о стихах Ленского:
Он пеЛ разЛуку и печаЛь, И нечто, и туман ну даль, И романтические розы; Он пеЛ те даЛьные страны, Где доЛго в Лоно тишины ЛиЛись его живые сЛезы; Он пеЛ побЛекЛый жизни цвет Без маЛого в осьмнадцать Лет.
(Курсив Пушкина.)
(Выделено мною. - Н. Д.)
Вот эти две последние строчки - при всей их мелодичности - уже не просто настораживают нас, а приоткрывают пушкинское отношение к Ленскому: любовно- ироническое. Наивный, восторженный мальчик воспевает «поблеклый жизни цвет» - увяданье. И это - «без малого в осьмнадцать лет».