Приятного аппетита!
Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеёшься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
Николай Гумилев.
- Мы уничтожим его вместе, - пообещала Рей.
В действительности она имела мало представления о том, кого именно имеет в виду – треклятый Галаад или все-таки злодея Сноука. В эту минуту в голове ее царил такой невыносимый первозданный хаос, что выпутать из этого клубка хоть одну сколько-то внятную мысль казалось непосильной задачей. Одно она понимала точно: своими словами, своей исповедью, Командор вдруг подарил ей желанное освобождение из мучительного лабиринта сомнений последних месяцев и ее бедная, измученная душа, выпорхнула сквозь прутья клетки, распахнув хоть и израненные, но сияющие крылья и как Икар устремилась к солнцу.
Все частицы пазла сложились и недостающие фрагменты заняли отведенные им места. Жуткая, болезненная и мрачная история человека перед ней, кем бы он ни был – Беном, командором Реном или самим дьяволом, открыла бедной служанке глаза. Почему он мучил ее своими сомнениями, почему в ответ на каждый вопрос подбрасывал лишь новые загадки, почему то тянулся, то отталкивал… Все это больше не имело значения.
Дрожащими от волнения пальцами Рей погладила бледную щеку мужчины, наслаждаясь тактильной радостью мягкости его кожи. Теперь это, как и холод его рук, больше не пугало, а не отталкивало.
В перегревшемся мозгу стучало: ты – это я. Ты – это очередная печальная история переломанной судьбы. Ты хотел быть хорошим. Ты хотел лишь уничтожить то, что отняло твою жизнь, отняло все то, что ты любил и ценил. Призвание. Семью. То, чего у нее, конечно же, не было. И теперь ей легко было представить даже без своих способностей и видений будущего Бена из прошлого, до жирного рубца, разделившего все на до и после. Отчего-то Рей видела его в Нью-Йорке, в котором никогда не была и о котором абсолютно ничего не знала, зимним вечером, когда улицы засыпаны снегом; но не таким, как в Галааде, тяжелыми оковами мертвой земли, а легким, прозрачным и воздушным, в преддверии праздника, быть может давно забытого и канувшего в лету Рождества; со стаканчиком кофе в руке, с громоздким виолончельным чехлом за спиной, в каком-нибудь смешном пестром шарфе, подаренном заботливой, но занятой матерью; быть может в очках – он же много читал? – а люди, проводящие за этим занятием много времени, как ей говорили и, как она заметила за Фазмой, часто имеют скверное зрение. В моменте, когда вместо звука праздничного фейерверка гомон шумной улицы вдруг заставляет затихнуть безжалостный набат кровавой революции. И все. Больше ничего – ни стаканчика с кофе, ни шарфа, ни праздника, только руины прошлого. Только спящие особняки Галаада и бесконечные запреты и правила. Только жуткая маска и сожаления о… потерянном. Остывшая, как и его кровь, жажда мести.
- Рей? – вероятно, девушка достаточно долго пребывала во власти всплывшей перед глазами картинки и Командор решился обратить ее внимание на себя. Служанка смущенно заморгала, возвращая окружающему миру четкость и встретилась со встревоженным и бесконечно нежным взглядом, обращенным на себя.
- Почему… - обронила она совсем тихо, - почему ты не рассказал мне раньше?
Мужчина удивительно беззаботно для этого момента передернул плечами и склонил голову на бок. Сейчас перед ней был именно Бен, тот самый Бен, с которым она познакомилась в библиотеке, застигнутая врасплох за запрещенным в Галааде занятием. Он ведь сказал, что полюбил ее сразу? В тот самый момент? Потому что она вернула ему ту самую когда-то давно потерянную музыку? Вдохнула жизнь в омертвевшую душу?
- Я не хочу тебя обидеть, - как мог мягко начал он, - но… ты понимаешь, что здесь никому нельзя доверять? – Рей оставалось только согласно кивнуть без тени обиды, - я убил настоящего командора Кайло Рена и занял его место, чтобы подобраться к военной верхушке. На мою удачу этот говнюк был настолько изуродован войной, что предпочитал всегда носить маску. Если бы кто-то увидел мое настоящее лицо и доложил Очи… все, что мне удалось построить за эти семь лет было бы разрушено, - он тяжело вздохнул и устало помассировал виски, после чего позволил себе робко коснуться по-прежнему лежащей на его щеке ладони служанки. Рей не отдернула руку, лишь подарила ему самую обнадеживающую улыбку, на которую была способна. Она прекрасно помнила, как сама, в этом самом кабинете, некогда запретила ему притрагиваться к себе.
- Но Фазма знала… - ревниво вырвалось у девушки против собственной воли.
- Фазма мой старый друг, - честно сказал мужчина, - но ей тоже нельзя верить до конца. Она ведет свою игру. И… Рей, - было заметно, что ему тяжело говорить это, - я знаю, что вы сильно сблизились с ней, но я хочу попросить тебя быть с ней осторожнее. Она всегда преследовала только свои собственные интересы и вступала в союзы с людьми только ради выгоды.
Этими словами Бен словно выплеснул девушке в лицо стакан холодной воды, в мгновение испортив очарование момента. Она… действительно привязалась к Фазме и совершенно не готова была слышать предостережений о ее мнимом коварстве. Госпожа открылась своей богине настолько, что у Рей просто не было никаких поводов для сомнений. Да, она сама недавно беспокоилась, что совершенно не знает свою хозяйку, но все равно была уверена в ее верности. Фазма боготворила ее. Она верила в нее. Нахлынувшие эмоции были так сильны, что заставили Рей поспешно отогнать воспоминание о рандеву блондинки с командором Хаксом, которому она стала невольной свидетельницей. Ну, подумаешь, любовник. Это не делает госпожу предательницей. Она такой же человек, как и остальные и имеет полное право на чувства. На страсти. Или что? Совершить отречение и действительно следовать проклятым заветам Галаада?
«Итак умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение».
Рей нахмурилась и не смогла устоять перед искушением попытаться уколоть.
- Друг? – откликнулась она, словно из всего сказанного услышала лишь одно это слово и, повторив, вложила в него совершенно иной смысл, - в смысле друг или…
- Не смеши, - обезоруживающая улыбка Бена заставила девушку испытать угрызения совести за свою ядовитость, - на войне она презрительно называла меня «долговязым недотепой» и, скорее всего, придерживается этого мнения до сих пор.
- Долговязый недотепа, - нежно повторила Рей и тоже улыбнулась. Ей сразу стало значительно легче и светлее на душе. Теперь она с готовностью хваталась за любой хрупкий осколок памяти о прошлом командора, пряча его в самую драгоценную шкатулку в своей душе. Чтобы, быть может, когда-нибудь складывать из этих крошечных льдинок слово «вечность». Или слово «Любовь»? Но между этими осколками, этими случайно оброненными им подробностями и ее фантазиями все же проступала горькая реальность. Она бы никогда и не подумала таким образом об этом человеке. Прежде у нее было слишком много других слов, подходивших ситуации куда лучше. Хозяин. Монстр. Убийца. Лжец. Насильник. Трус. И вдруг за этими всеми колючими, как битое стекло, именами притаился тот чувствительный и израненный мальчишка, которого высокая и надменная госпожа называла недотепой. Осмелилась бы она произнести вслух такое про своего уважаемого супруга. Про наводящего ужас одним своим присутствием Командора!
Рей первая потянулась за еще одним поцелуем, но мужчина мягко отстранил ее от себя и внимательно заглянул в глаза.
- Ты уверена? – смущенно спросил он, хотя глаза его были полны надежды. На прощение. На шанс, которого, он, скорее всего, считал себя недостойным.
Служанка кивнула.
- По-настоящему, - прошептала она. Она действительно этого хотела. Как же она этого хотела! Чтобы теперь все было правильно. И Командор поцеловал ее, совсем иначе, чем прежде, словно прочитав все ее мысли и желания. Исправляя прошлые ошибки. Все его прежние поцелуи были другими: украденными, сорванными, быстрыми и даже слегка неловкими. Теперь же Рей наконец-то могла наконец-то насладиться процессом, с удивлением отмечая, как смешиваются их дыхания, какие теплые губы у человека с такими холодными руками и кожей. Она могла позволить себе запустить пальцы в его густые, жесткие волосы, путаясь в слегка взъерошенных смоляных кудрях и слегка обмякнуть в сильных, но нежных руках, поглаживающих спину под мягкой тканью пижамы.