Введение
Туннель. Тысяча пятьсот дней в туннеле. Или тысяча шестьсот… семьсот… Больше или меньше? Когда же начался беспроглядный туннель? Кажется, что наверняка в нём же, рукой подать, где-то, скрывается знаковый ответ на внешне незамысловатый вопрос. Но положительно всё к лучшему зато, уж так и быть оттоль, историей любви! Благо всему и всем тут, на счастье, не разойтись, не разминуться друг с другом, имея один курс жизни!
Туннель. Время от времени, смелая надежда его попутной одиссеи обивания порогов нашпигованно-чипованной чопорности – на предмет перерождения последней в пользу жизненных расцветов всех общностей культуры и наведения богатейших вездесущих интеграций культурного плюрализма современных неприкосновенных наций: уж вовсю всецело развитого единственно так самосознания; до основания богоизбранных честь честью отлично жить полнотой собственного менталитета; сообща преуспевающих глобально о разный свой родимый край; безотносительно к размерам, равновеликих меж друг друга; насилию и диктату неподвластных (замест поражения, де захлестнувшей не то немилостью, поруганного ей горе-народа, либо цивилизации) – и впрямь активная надежда прозорливой одиссеи, а не токмо вера тогда, заправски орудуя безудержной инициативой, переживала и оставляла позади умопомрачительную пустоту поветрий, коридоров отчуждения невероятных возможностей. Где их, не ведая с азов «что к чему», когда так, хранят, и, порядком каким, не используют. И скрепя сердце не используют, пока в безволии или невольно, на почтенном расстоянии от себя хранят. Хотя использовать обязательно! Ведь использовать значит жить (а хранить – хоронить, в системной неспособности, по доброте душевной повсеместно использовать). В упразднение мелочной официальщины: сулить, обещаниями дразнить, чинно распределять, но от использования ограждать… Только ж никак не предназначенное: по-бухгалтерски, формальными строчками, инвентаризировать, и, типизированными их скопами, коллекционировать-резервировать, да дефицит к дефициту серийных штатных загашников, угаром куча-мала, почём фунт лиха мусолить искусственное, коронное содержимое – в итоге, куда ни кинь, заведомо неприменительное, предельно исключительным.
Однако, словно пугающимися вторгающегося света раскрытия каких таких укромных залежей, призрачные зоны концентрации ничейных возможностей, высочайшего пожалования, пропадают за, напрямик к ним уплотняющейся, о семью печатей темнотой. Мимолётной зазеркальной стороной, по ходу изумляя лишь очертаниями старорежимных новоделов избитого и зашедшего слишком далеко поразительно-бесцельного стечения бытия, в пролёте тлеющего, миражами туннеля, – Чур меня!
Следственно, до времени развеивания любой, испытанной на своей шкуре, иллюзии, как вот хоть осовремененного крепостного права: найма, вынужденного «продаваться» человека, и по пускающим прахом великолепие людей, когда и неочевидным распространением рутины, наложенным правилам подчинения, и в версии оболванивания; «покупки» человека, с неизбежным притеснением профессиональных созидательных свобод, а не ответственно ищущей себя самореализации всеобъемлющих достижений; склонения человека к принятию им против дела воплощения себя через его знаменательный успех, власти денег над собой, аннулирующей возможности и прозябающей традициями дозволения (или нет) существовать на земле, где до сих пор «не должно сметь своё суждение иметь», – пробираться вперёд и светить – это, выходит, и абсолютное всё, чем наполнена жизнь оказии туннеля.
Испускать свет в туннеле на глухие стены… Безучастно поглощаемого коммуникациями туннеля, и также, будто тонущего в кромешной тьме, остального, теплящегося, света, уже хватило бы, чтобы проявить общим делом его – многое значимое и значительное. И даже «Миру – мир», безусловно доступной жизни! Но лишь туннелю приходится отдавать неуёмную мощь энергии света. Благопристойный, да больно изнурительный промысел.
А если всё же не пытаться далее буравить или выхватывать ярким направленным светом, в своём роде отдушину, впрочем, добро бы и чёрный ход – на волю образных просторов не спёртого воздуха для тех или иных эксклюзивных интересов. И взяться двигаться теперь в туннеле до его завершения. Или тем паче исчезновения подобру-поздорову! Ведь тогда можно светить иначе. Не так, как светят фары или фонарь. Не вспыхнувшим сиянием, инстинктивно побуждающим закрыться от него во мраке. Но небось, как светильник, что освещает присутствие окрест себя тихим, спокойным светом.