Выбрать главу

Он заглянул через забор в ближайший огород. Там стояла маленькая старушонка в белом платочке. Несмотря на летнюю жару, поверх ситцевого платья старушонка надела такую же древнюю и ветхую, как она сама, жилетку из овчины мехом внутрь.

Гневные слова старухи не остались без ответа. Они подняли во весь богатырский рост молодку, которая до того возилась в соседнем огороде, стоя в традиционной позе труженика полей, то есть раком. Молодка была румяная, крепкая, загорелая, в бикини и напоминала сдобную, хорошо пропечённую булку.

Будучи толще и выше старухи раза в три, молодка тем не менее отвечала почтительно, тоненьким голоском:

- Да что вы, Марья Афанасьевна! Не видала я вашего кабачка! Я и в огород только что вышла – с утра помидоры закручивала.

- Врёшь, лихоманка тебя возьми, - не поверила старуха. – Лежал тут кабачок сорта Фромантен! Они у меня нынче что-то плохо взошли, я их всех наперечёт знаю. Лежал кабачок! Лежал!

- Лежал, ваша правда. Помню. Ой, неужто его спёрли? Вот жалко! Миленький такой был. Только не брала я его, ей Богу!- лепетала Кристинка

запредельно писклявым, срывающимся голосом.

По голосу ясно было – врёт.

– Это не я, Марья Афанасьевна, это дачники стащили! Они бесстыжие, они всё могут. Вот хоть бы тот бугай, у которого велосипед к веранде приделанный. Сидит он, педали крутит и думает, что едет. Полоротый! Такой стащит кабачок и не охнет!

Старуха возмутилась:

- Что ты несёшь? У этого бугая денег куры не клюют. Станет он по огородам шастать! Твоя это работа, Кристинка, уж я знаю!

Кристинка со страшной скоростью замотала головой и замельтешила руками, защищаясь от старухиных подозрений. Но та стояла на своём. Она сверлила несчастную крошечными птичьими глазками, блестевшими из-под стрехи небрежно повязанного платка.

- Гляди, и врёт ещё! – кипятилась старуха. – Что ж, есть в кого! И мать твоя врала, и бабка, и прабабка! Лежал у меня Фромантен пузатенький, а ты…

Старуха так разошлась, что даже топнула тощей ногой, обутой в башмак, каких теперь не делают.

Костя никогда не писал деревенской прозы и теперь не собирался. Однако он засмотрелся на огородную перепалку и не заметил, что всё вокруг переменилось. Делось куда-то лучезарное небо, полное розовых облаков - вместо него стояла теперь сплошная чернота. Исчез и ветер. Каждый листок, который до того беспечно болтался и производил неимоверный шум, теперь либо мертво повис, либо замер торчком, живой, но на вид железный. Овраг скрылся в рыжеватых потёмках.

Стало тихо, как в комнате. Костя даже подумал, что он оглох, и почесал пальцем в ухе. Шорох пальца был, к счастью, слышен, но более – ничего.

Вдруг где-то на горизонте, между небом и землёй, возник длинный столбик дыма. Вихляясь и приплясывая, он быстро приближался. Двигался он совершенно бесшумно и то ширился, то свивался наподобие песочных часов. Тишина давила уши.

«Что происходит?.. Да это же смерч!» - наконец догадался Костя.

Он видел смерчи по телевизору и тут же вообразил, как неумолимая сила вздымает его в воздух, несёт ввысь и бьёт головой о спутниковую тарелку ближайшего деревенского дома. Чтоб этого не случилось, он изо всех сил вцепился в какой-то куст.

Между тем смерч, вращаясь и немного клонясь набок, приблизился к огородам. Ботва под ним гнулась, укладывалась воронками и сочно хрустела. Костей вихрь погнушался, зато стал крутиться над Кристинкиным огородом. Он наломал подсолнухов, чуть изогнулся и вдруг слился с Кристинкой в один шевелящийся кокон.

- Ай-яй-яй! – донеслось из кокона.

Вопила теперь Кристинка непритворным, довольно грубым голосом.

Костя не верил своим глазам: смерч вдруг исчез, будто его никогда и не было. Зато посреди огорода осталась стоять Кристинка, с ног до головы облепленная мусором. Она едва шевелилась под грузом хвороста, сухих листьев, клочьев плёнки от парников. Помимо лесного и сельского, экологически чистого сора пристали к Кристинке какие-то пёстрые бумажки, мятые пластиковые стаканчики, куски упаковочного картона и множество окурков.

- У, ведьма проклятая! – хныкала Кристинка, сдирая и стряхивая с себя мусор и вытаскивая из мелких кудрей репьи, горелые спички и липкую жвачку. – За что? За какой-то долбанный кабачок! Да когда б я знала…

Старухи в огороде уже не было, зато снова сиял закат. Розовые облака стали перестраиваться в прощальную вереницу, а деревья опять зашумели, как сумасшедшие.

Глава 3

- А! За вдохновением отправились? Спросите-ка меня: с чего стоит начинать молодому дарованию? Отвечу без раздумий - с фенологических заметок. Без этюдов с натуры никуда!

Старик в битой женской шляпе имел привычку возникать внезапно и ниоткуда. Так появляются из-под земли черти в старых фильмах-сказках.

Например, вчера Костя засмотрелся себе под ноги, а старик тут как тут. Пришлось узнать, что зовут старика Федором Леопольдовичем Безносовым, а домишко его, аварийно покосившийся, без занавесок и, кажется, без всяких запоров, стоит между дачами и деревней. У калитки лавочка, в огороде непролазная дичь, за огородом избы, в которых живут сплошь старухи, одна из которых умеет притягивать смерчи.

Сегодня профессор Безносов материализовался из кустов бузины.

- А блокнотик ваш где? Впечатления куда записывать будете? – сходу пристал дотошный старик.

- У меня всегда всё в голове, - соврал Костя.

На самом деле у него в голове вместо свежих впечатлений крутилась навязчивая идея: он очень хотел посидеть вечерком у роскошного колдобинского камина.

Вчера, как только стемнело, он впервые попытался это сделать. Но в доме и во дворе не нашлось не только поленьев, которые нужны для подобных каминов, но и вообще никакого топлива. Упрямый Костя уселся-таки в кресло. Он спалил в камине комок туалетной бумаги, упаковку от корейской лапши и немного колбасных шкурок. Вся эта дребедень сгорела быстро и некрасиво, напустив в комнату вони. Костя решил завтра же поискать каких-нибудь дров.

Это оказалось делом нелёгким. Почему-то сад Колдобиных находился в отличном состоянии – ни лишних чурок в нём не нашлось, ни пней, ни сухостоя. Наверное, хозяева готовились к продаже и прибрались. Сунуться на соседний участок Костя не посмел – слишком помнилась страшная рука, задёрнувшая полосатую штору. Поэтому он, подобно героям братьев Гримм, отправился за хворостом в лес.

Тут-то и возник перед ним бывший профессор Безносов.

Старик, кажется, встреч не искал. Он просто собирал дары леса: в его оранжевом пластиковом ведре было полно грибов. Грибы все были какие-то странные, с ярко-зелёными шляпками и на тоненьких бледных ножках, сулящих верную смерть. Красные ягоды, очень похожие на искусственные, тоже среди них попадались.

- Вы всё это будете есть? – изумился Костя.

Профессор крякнул:

- А как же! С молочком и целинным хлебцем!

Вчера в местном магазинчике Костя видел караваи этого популярного сорта. Были он тёмные и так осыпаны зерновой шелухой и жёваной соломой, что напоминали коровьи неожиданности. Однако экономные копытинцы брали только такой хлеб. Белый дачники привозили из города.

- А это точно не поганка? – спросил Костя, показывая на бледный и тщедушный гриб, который венчал гору профессорских трофеев и робко выглядывал из ведра.

- Отнюдь нет, - усмехнулся Фёдор Леопольдович. – Это белоголовик ступенчатый. Он съедобен, правда, условно. Как утверждает справочник академика Амирханяна, белоголовик можно употреблять в пищу после восьмикратного вываривания в содовом растворе.

- И вы вывариваете?

- Нет, - признался профессор. – Недосуг! Плоховато, знаете ли, без женской руки. Думаю, вам знакома специфика холостяцкого быта – всегда зверски охота жрать. Вот, не помывши, и хрупаешь всё подряд.

- И белоголовик?

- И его. Я все грибы пробовал – естественно, кроме тропических видов, что произрастают в лесах Амазонии. Но тех и не достать! А вот собачницу зелёную я ел. И воняй слезоточивый, и чупу опрокинутую. У Амирханяна описано более тысячи видов отечественных грибов. Я практически все их видел тут у нас, в Копытином Логу. Видел, собирал и кушал с большим аппетитом!