— Понятно! — разом ответили десять человек.
— Молодых супругов нет?
Кто-то фыркнул.
— Кроме меня, кажется, нет, — шутливо заметил лейтенант. Он и в самом деле недавно ездил в отпуск: уехал холостым, а вернулся женатым. — Невесты, разумеется, есть у каждого, ну, да ничего, потерпят. — Он еще раз взглянул на часы. — Сержант Мыйк!
— Здесь, товарищ лейтенант!
— Через пятьдесят минут постройте людей на этом самом месте и доложите мне.
— Есть через пятьдесят минут построить на этом месте и доложить!
— Вольно!
Отъезжали они от штаба полка. Машина тронулась, и вскоре из кузова, крытого зеленым брезентом, послышался бас Юхасоо; песню подхватили и остальные. Один лишь Рейн не пел, хотя ему ничего так не хотелось, как оказаться дома, когда зацветут яблони. Но когда дошли до слов: «Я хочу быть дома, когда землю покроет снежный ковер...» Рейн, взяв на терцию выше, присоединил свой тенор к общему хору.
После того как спели эту заключительную строфу, Эсси громко провозгласил:
— Внимание, Лейзик превозмог себя.
Юхасоо, будучи комсоргом роты, и тут не смог удержаться — он пользовался каждым случаем, чтобы проводить воспитательную работу.
—«Не забывай, что ты солдат и что оружие в твоих руках остыть еще не смеет», —ритмично продекламировал он.
Эсси быстро добавил:
— «Невеста может подождать, — сказал женатый лейтенант, — так пусть об этом помнят рядовые».
Лейтенант смотрел в мутное ветровое стекло. Он ничего не слышал и поэтому не понял, почему смеются.
Вскоре они уже кружили по зимнему Таллину.
Узкие улицы. Высокие сугробы. Торопящиеся пешеходы. И развалины, развалины.
Наконец машина остановилась на асфальтированном дворе, где их встретил элегантный старший лейтенант; поздоровавшись с лейтенантом Пеэгелем, он громко, чтобы слышали все, сообщил, что скоро отправка. Закутанный в шубу часовой впустил замерзших людей в дом. На втором этаже, в помещении команды, было тепло. Солдаты контрразведки еще только готовились к выезду — упаковывали вещевые мешки. Вновь прибывшие надеялись получить от них более точные сведения, но и здесь никто толком не знал, как далеко и куда предстоит ехать.
Зимний день короток. Казалось, только-только солнце сверкало на заснеженных полях и вычерчивало на дороге зубчатые тени высоких елей, и вот уже сумерки.
Затхлое от дыма помещение волисполкома показалось солдатам райским уголком, в особенности в ту минуту, когда смущенная девушка-секретарь поставила на край скамейки дымящийся чайник. Посыпались шутки, зазвучал смех.
Лейтенанты и ответственные работники волости обосновались в кабинете председателя исполкома. Рейна привела туда теплившаяся в нем искорка надежды: вдруг они к вечеру успеют вернуться в город? Само собой разумеется, он не спросил этого, а, просунув голову в дверь, доложил:
— Чай готов.
Старший лейтенант на мгновение отвел глаза от топографической карты на столе и добродушно приказал:
— Что ж, давайте.
Примерно в половине одиннадцатого команда снова тронулась в путь. Впереди и позади скрипели полозья, в лицо дул ледяной ветер, высоко в небе мерцали холодные звезды.
Время от времени офицеры останавливали обоз и при свете карманного фонарика рассматривали карту, а затем оглядывали местность. Все здесь было необычно и в то же время очень знакомо. Та же военная обстановка, к которой никогда не привыкнешь.
Какой-то парень из контрразведки сказал другому:
— Провозимся здесь.
Рейн подошел к ним.
— Почему ты так думаешь?
— «Лесные братья» оседлостью не отличаются. Кочуют из одного уезда в другой. А тут скрещиваются границы четырех уездов.
— Но какое это имеет отношение к нам? — не понял Рейн.
— Немалое, когда люди хотят запутать следы. Дело в том, что...
Разговор оборвался, так как подошел лейтенант Пеэгель и вполголоса сказал:
— Дальше двинемся пешком. Двое останутся стеречь лошадей. Сооранд и Пуйс.
По узкой лесной дорого шли гуськом. В верхушках высоких сосен тихо шелестел ветер, нашептывая на ухо путникам, чтобы они были осторожны.
Незнакомые тропы — всегда кажется, что им нет конца. Далеко ли еще?
Остановка. Дальше. Снова остановка. На этот раз на опушке леса. Окно одинокого хутора светилось. Огонь погас как раз в тот момент, когда Рейн подумал: кто же это так поздно не спит? Был второй час ночи, — значит, уже 3 февраля, воскресенье. Рейн внезапно почувствовал уверенность, что здесь, в этой спокойно спящей раскинутой деревне, они не найдут тех, кого ищут. Если и придется столкнуться с «лесными братьями», то, разумеется, где-то в глубоком лесу: там, в бетонированных бункерах, они живут и хранят награбленное добро. Но, видимо, у старшего лейтенанта, контрразведчика, были какие-то основания, если он решил заглянуть в эту деревню.